Мария Каллас

Эта фотография была поначалу всего лишь действенной приманкой для публики, может быть, вызывавшей безудержный смех: картинка подтверждала допотопное клише, согласно которому с примадоннами шутить не надо. Но на самом деле это была смертоносная картинка, по существу выстрел, после которого певица медленно истекала кровью, потому что из этого стопроцентно случайного кадра, запечатлевшего не только понятный, но и вполне справедливый гнев отдельного и вполне случайного момента, сфабриковали устрашающий образ. Это фото стало непременной иллюстрацией для бесстыдной и позорящей chronique scandaleuse, для которой так же хорошо подходило бегство с римского спектакля "Нормы" в 1958 году "опасная связь" с греческим сибаритом Аристотелем Онассисом. После ее вхождения в артистическую богему демон, которого мы по старинке называем общественным мнением, сотворил новую Марию Каллас. Primadonna assoluta спустилась на землю и превратилась в светскую даму. Все это произошло время, когда она давно уже не могла подтвердить свою славу немыслимым мастерством, ставшим за десятилетие до того основой ее славы. Это была разрушительная слава, потому что могла удовлетворить лишь жажду дурных инстинктов; опрос общественного мнения Институтом Адленсбаха обнаружил в конце концов "усредненную глупость" (Клаудиа Вольф): две трети граждан Германии не выносят женщину, чей окарикатурен образ они размалевали и навязали себе сами.

Мария Каллас должна была довольно рано узнать и испытать на своей шкуре, что слава представляет собой бумеранг. Н не менее она не приняла кодекс поведения, который Макдональд описал в своем эссе "Масскульт и мидкульт". Она никогда не предпринимала попытки быть "милой" - но что может основательнее уничтожить человека, чем похвала типа "какой он милый"? Она обнаруживала недоверие как раз по отношению к тем, кто ее хвалил, в особенности сразу после спектакля, который она сама считала недостаточно удачным. Она прежде всего не подчинялась распространенным в 50-е годы правилам, которые в Голливуде назывались модельными словами "conduct of behavior" . Согласно этим правилам каждая "звезда" должна была играть публично такую роль, сценарий которой написан специально для формирования общественного мнения.

Сузан Зонтаг писала в своем эссе об общественном и культурном феномене "камп", что относительно прошедших эпох рассказывают в основном лишь идейные и социальные истории, а штудии о восприятии и типах чувствительности появляются редко. Также и в книгах о Марии Каллас полностью исключается из рассмотрения вопрос о том, какой женский тип считался в 50-е годы важнейшим в художественном, социальном, эстетическом и моральном плане, какими различными аурами восприятия обладал он в разных странах. Что касается Федеративной Республики Германии, то такие фигуры, как Брижитт Бардо, Мишель Морган, Мэрилин Монро, Джейн Рассел и Анита Экберг, подавались как главные вдохновительницы морализаторских инвектив, или, говоря названием кинофильма, как "запретные плоды". Любимейшими немецкими звездами были Мария Шелл, Рут Лейверик и другие женщины типа "душечка". Роми Шнайдер пришлось отправиться во Францию, чтобы освободиться от имиджа слащавой венской барышни шницлеровской закваски; в течение многих лет она сражалась с морализаторской яростью, вызывающе снимаясь в обнаженном виде или участвуя в фильмах типа "Инфернального трио". "Тигрица" Мария Каллас принадлежала к женщинам, которые не удовлетворяли требованиям, предъявляемым прежде всего к жрице искусства, потому что она не подчинялась рестриктивным нормам и правилам. Последствия не заставили себя долго ждать, и уже в 1958 году, после бегства с римской "Нормы", она испытала на себе гнет этих требований. Мария Каллас почувствовала себя внезапно, на протяжении немногих лет, выкинутой из общества - из мира оперы, равно как и из панорамы женственности, продававшейся на рынке масс-медиа. Ни Лиз Тейлор, ни Брижитт Бардо, ни Жаклин Кеннеди, ни Мэрилин Монро не ощущали на себе той неуемной мешанско-садистской мании унижения, какую пришлось вынести на своей шкуре Каллас. Метафора "тигрица" выдает, что речь действительно шла о травле, о псовой охоте, это слово рождает ассоциации с изображенной Франком Ведекиндом женщиной со свойствами красивого дикого зверя.