Мария Каллас

Мария, похоже, с радостью покидала Америку, поскольку напевала разные мелодии все время, пока помогала матери упаковывать вещи. По всей видимости, Евангелия все же собиралась вернуться в Соединенные Штаты, так как взяла с собой только самое необходимое, а всю мебель отправила на мебельный склад. И вот в один прекрасный мартовский день 1937 года Евангелия вдвоем с дочерью отправилась в дорогу. Мария настояла на том, чтобы взять с собой трех канареек, которые, по-видимому, прекрасно пели; в жизни будущей примадонны пернатые, которых она будет кормить из собственных рук, займут не последнее место.

Мария с матерью преодолевали океанские просторы в туристическом классе. В первые два дня путешествия океан разбушевался не на шутку, и они испытали на себе все муки морской болезни; зато в качестве вознаграждения Давид, одна птица из трех канареек, пел не переставая. К счастью, на третий день волны наконец угомонились, и Мария смогла показать пассажирам туристического класса все, на что была способна, в тот же вечер приведя в восторг собравшуюся в кают-компании аудиторию. Помимо привычной для нее «Ла Паломы», она исполнила «Аве Марию» Гуно. До капитана корабля дошел слух о том, что на борту его судна находится юное дарование. Он лично попросил девочку спеть во время воскресной мессы, но та решительно отказалась. В Марии уже начали проступать черты будущей строптивой Каллас… Не успел капитан вернуться на мостик, как она согласилась выступить перед офицерским составом и пассажирами первого класса. В тринадцать с половиной лет будущая звезда лирического сопрано уже знала, что она хочет и что не хочет делать!

В тот вечер Мария появилась в синем платье с белым воротничком, ее иссиня черные волосы красиво ниспадали на плечи; она сняла очки с толстыми стеклами в массивной оправе и даже припудрила лицо, чтобы скрыть юношеские прыщики. Когда же она села за пианино, чтобы аккомпанировать себе, ее, конечно, нельзя было назвать красавицей, однако она становилась все неотразимее по мере того, как музыка все больше и больше наполняла восторгом ее существо. Началось выступление, как всегда, с неувядаемой «Ла Паломы», затем последовала «Аве Мария», и под конец Мария исполнила знаменитую хабанеру из оперы «Кармен». Эту арию, безусловно, не поют тринадцатилетние девочки, но она исполнила ее с таким эмоциональным подъемом и страстью, что тут же покорила сердца слушателей. Вдохновленная примером своей героини и полностью войдя в ее образ, она, исполняя арию «Кармен», выхватила гвоздику из стоявшей перед ней вазы и бросила капитану, будто тот был Хозе. На следующий день капитан в знак признательности подарил ей куклу; девочка спрятала ее в чемодан, как священную реликвию; и не удивительно — это была первая игрушка в ее жизни. Евангелия, похоже, полагала, что чудо-ребенок не должен тратить драгоценное время на пустые детские забавы.

Вот так Мария под неусыпным надзором честолюбивой матери невольно вошла в роль актрисы. В дальнейшем она сохранит о своем детстве самые мрачные воспоминания, которые не могли не повлиять на ее отношение к матери. «Когда с ребенком обращаются подобным образом, он слишком рано взрослеет и становится похожим на маленького старичка, — любила она повторять. — Нельзя отнимать детство у детей. И только, когда я пела, мне казалось, что я любима…»

До самых последних дней она будет болезненно ощущать недостаток любви в своей жизни, и это чувство обделенности не компенсировало то огромное счастье, которое она испытывала на сцене.

Кроме того, у Марии была еще одна причина, чтобы упрекнуть мать: недостаток образования. Она чувствовала этот пробел в материнском воспитании своим незаурядным от природы умом. Вопреки заверениям Евангелии, ее дочь поглощала сладости гораздо в большем объеме, чем занималась литературой или математикой, а посещаемая девочкой скромная школа на авеню «Амстердам» давала ей весьма смутные представления об этих предметах. Впрочем, Евангелия нисколько не заботилась тем, чтобы дать дочери достойное образование: она хотела сделать из нее звезду, а не превратить ее в синий чулок. Она считала необходимым развивать только вокальные данные дочери; заботиться о ее интеллектуальных способностях казалось ей пустой тратой времени. И даже в отношении своей любимицы Джекки Евангелия придерживалась такой же формы воспитания с той лишь разницей, что в ее случае ставка делалась на красоту, грацию и обаяние, чтобы подцепить богатенького мужа, а вовсе не получить диплом.

Итак, Мария, покинув Нью-Йорк, навсегда распрощалась с надеждой приобрести хотя бы какое-то общее образование. Разумеется, по дороге в Грецию девочка вовсе не горевала о том, что больше не будет ходить в школу. После музыкального дебюта она пожинала плоды своего упорного труда; к ней относились, как к юной королеве, и, когда «Сатурния» — так называлось судно, на борту которого плыли мать и дочь, — причалила в порту Патрас, капитан вместе с офицерами провожали Марию до самого конца трапа.