Мария Каллас

Имеется еще одно обстоятельство, вносившее разлад в отношения между супругами: певица зарабатывала все больше и больше денег, в то время как бывший промышленник все больше и больше их терял. В итоге Баттиста продал свое предприятие, чтобы полностью заняться делами жены. Несмотря на то, что все денежные расчеты находились в его руках, в какой-то степени он потерял свою финансовую независимость. На средства Каллас уже была построена вилла Сирмион на озере Гард, ее же деньгами оплачивались и многочисленные роскошные украшения Марии. Так, Баттиста постепенно превращался в «господина Каллас»; певица в качестве моральной поддержки супруга на протяжении десяти лет подписывала все контракты как Мария Менегини-Каллас.

Интересно, о чем думала Евангелия в то время, когда ее дочь все выше и выше поднималась по лестнице, ведущей к славе? Конечно, ее мечта сбылась: дочь стала звездой. Однако это произошло без ее участия, вдали от нее, почти назло ей. Разумеется, мать и дочь продолжали вести переписку через Атлантический океан, но их письма не отличались особой душевностью. Как уже говорилось, после знакомства с Баттистой Мария поставила мать в известность о своих планах относительно замужества. И тем не менее на следующий день после бракосочетания Мария поспешила сообщить эту новость Эльвире де Идальго в длинном послании, изобиловавшем признаниями в глубоком уважении, в то время как матери она удосужилась послать только короткую телеграмму на итальянском языке: «Мы поженились, и мы счастливы».

В своих мемуарах Евангелия рассказала о том, как в ответ послала дочери букет белых цветов вместе с письмом, где дала ей весьма показательные наставления: «От всей души я пожелала ей счастья с этим мужчиной, но напомнила, что прежде всего она в долгу перед публикой, а не перед мужем. Она мне ответила, что Менегини целиком и полностью согласен со мной. Я была рада, что рядом с Марией находился такой великодушный человек. Я написала об этом моему зятю, который был старше меня по возрасту. Он мне ответил, что отныне у Марии имелись два любящих ее человека: ее мать и он сам. Я никогда не встречалась с Менегини, но уверена в том, что с этого момента мы понимали друг друга так, как понимали Марию. Мы знали, что моя дочь, такая уверенная в себе на первый взгляд, будет всегда нуждаться в том, чтобы кто-то любил и опекал ее».

Евангелия, как никто другой знавшая свою дочь, была в курсе всех ее скрытых от посторонних глаз комплексов. Матери хотелось навсегда остаться единственной наставницей оперной дивы, и потому она едва скрывала досаду из-за появления в жизни Марии более близкого человека, называя его «зятем, который старше меня». Вопреки собственным словам Евангелия отнюдь не была в восторге от замужества дочери. Рассказывая в воспоминаниях о том, как в Нью-Йорке был устроен прием в честь новоиспеченных супругов, Евангелия пыталась заставить публику поверить в то, что в ее материнском сердце наконец-то улеглась тревога за дочь. Она обманывала себя и нас. В действительности Евангелия отныне будет относиться к Баттисте Менегини не иначе как к сопернику. И он отплатит ей той же монетой. Они открыли миру свои истинные взаимоотношения после смерти Марии, когда затеяли яростную базарную склоку из-за наследства певицы.

Впрочем, все это случится в будущем, а пока очень скоро карьера певицы потребует ее возвращения на американский континент. Встреча двух женщин, вместо того чтобы сблизить, разведет их навсегда в разные стороны.

Глава 7 Гнев и слезы