Мария Каллас

Между тем Марии с трудом удавалось сохранить хладнокровие, когда в газете «Нью-Йорк таймс» появилась статья, где подробно описывалась ее размолвка с матерью. Какой-то журналист нашел Евангелию, чтобы та рассказала, как, не получая помощи от своей неблагодарной дочери, вынуждена была, чтобы выжить, изготавливать кукол, изображавших… оперных персонажей. Другой журналист составил целый список конфликтов Каллас с партнерами по сцене. Мария мастерски держала удар и старалась на публике не показывать своего возмущения.

Вспоминая тот период, Рудольф Бинг признавался, что был удивлен поведением своей подопечной: «Что упустили из виду почти все те, кто писал о Каллас, так это детскую сторону ее личности; полную зависимость и доверчивость по отношению к другим людям, что было главным в ее характере. Первый сезон Каллас в «Метрополитен-опере» оставил в моей памяти два жутких события. Во время субботнего утреннего спектакля, когда оркестр уже заиграл увертюру, она прислала мне из своей гримерной записку с уведомлением, что она не может выступать. Я помчался к ней в гримерную, где и застал ее в весьма плачевном состоянии. Вокруг нее с озабоченными лицами суетились врач и Менегини. Мне кажется, что когда я вошел, то выглядел хуже, чем заболевшая Каллас. После того как я произнес несколько ободряющих слов, она вдруг согласилась выступать. Она спасла нас от скандала».

Дебют Каллас в «Метрополитен-опере» действительно проходил в праздничной атмосфере, как карнавальное мероприятие, что вполне в духе этой страны, не знающей ни в чем меры. Для того чтобы проникнуть в храм, где должна появиться главная жрица оперного культа, американцы часами стояли в очереди. В зависимости от размеров банковского счета наиболее пронырливые зрители использовали все свои связи. Случались и обмороки, и крики, и потасовки. Мария, несмотря на то, что дебютировала в «Норме», произведении, игравшем для нее роль некого талисмана удачи, пребывала не в лучшей форме. Как теперь принято говорить о чемпионах в спорте, она плохо переносила «внешнее воздействие», чем не замедлили воспользоваться ее недоброжелатели. Ее партнером по сцене вновь стал Марио дель Монако, поклявшийся никогда не петь вместе с Каллас. Мы теперь знаем, чего стоят клятвы в театральном мире…

Настоящие чемпионы умеют собирать свою волю в кулак, что и продемонстрировала Мария в «Тоске» и «Лючии ди Ламмермур».

На этот раз даже самые рьяные хулители были вынуждены признать: Каллас была редкой жемчужиной, об известности которой не напрасно гремели фанфары. Увы! На страницах популярных газет недолго мелькали хвалебные статьи. Для того чтобы газеты хорошо продавались, надо вытаскивать на свет сомнительные «дела» и сплетни. И в этом особенно поднаторели американские журналисты. Между ними царит самая жестокая конкуренция. И каждому надо любой ценой раздобыть скандальную информацию, чтобы вынести ее в заголовки и опубликовать на первых страницах газет. И вот как никогда кстати подвернулось дело Энцо Сорделло.

Глава 10 Беспрецедентный скандал

Не избежав участи многих партнеров оперной дивы по сцене, Энцо Сорделло попал в неприятную историю. Каллас, уже успевшая один раз повздорить с молодым баритоном два года назад на сцене «Ла Скала», вновь встретилась с ним в «Метрополитен-опере», где он играл роль ее брата в «Лючии ди Ламмермур». Во втором акте Энцо Сорделло, исполняя арию в дуэте с Марией, держал высокую ноту так долго, что Каллас не хватило дыхания, и ему пришлось завершить свое пение в одиночку. Гневный жест певицы свидетельствовал о ее возмущении гораздо больше, чем любые слова. На следующий день Рудольф Бинг попросил Энцо Сорделло поискать применение своему таланту в другом месте, если только кто-то захочет взять его в труппу театра. Энцо Сорделло заявил в ярости, что сделает все, чтобы положить конец диктатуре Каллас над всем оперным миром. Пресса, похоже, только того и дожидалась, чтобы лишний раз назвать оперную диву закрепившимся за ней прозвищем «тигрица».

Мария, разумеется, не собиравшаяся молча сносить обиду, выступила в свою защиту. Разгоревшаяся между артистами полемика вдохновила акул пера, которыми так богата американская фауна. И, наконец, свое веское слово сказала самая известная, самая ядовитая и самая отвратительная из газетных писак Эльза Максвелл. Убежденная «тебальдистка», Эльза не могла упустить случая, чтобы не выпустить в Каллас несколько отравленных ядом стрел. Нападки прессы пришлись Марии как нельзя некстати еще и потому, что на горизонте вновь появились супруги Багарози с судебными приставами. Для того чтобы не повторился неприятный инцидент, произошедший в Чикаго, Рудольф Бинг окружил примадонну телохранителями, сопровождавшими ее повсюду, где был риск повстречаться с недругами. И все же певица вынуждена была считаться с американским законодательством и вступить в переговоры.