Мария Кюри

На следующий день Мари вновь становится тем холодным автоматом, который топчется на месте с 19 апреля. Все тот же автомат целует Броню, когда та садится в поезд, отходящий в Польшу. Еще долго будет ее преследовать образ Мари в траурной вуали, стоящей неподвижно на перроне.

Нечто вроде "нормальной жизни" водворяется во флигеле, где все до такой степени насыщено памятью о Пьере, что в определенные вечера при звонке в парадную дверь у Мари на четверть секунды возникает безумная мысль, не была ли катастрофа только дурным сном и не войдет ли сейчас Пьер. Юные и старые лица, окружающие Мари, выражают ожидание чего-то. От нее ждут планов, предположений на будущее. Эта тридцативосьмилетняя измученная горем женщина оказалась теперь главой семьи.

И она принимает несколько решений: остаться на все лето в Париже, чтобы работать в лаборатории и подготовить курс физики, который ей придется начать в ноябре. Ее курс должен быть достоин курса, читанного Пьером Кюри. Мари собирает все его тетради, книги, сводит вместе заметки, оставшиеся после ученого.

В течение этих мрачных для нее каникул дети резвятся на чистом воздухе: Ева в Сен-Реми-ле-Шеврез у своего деда, Ирен - на морском берегу с другой сестрой Мари - Элей Шалай, приехавшей помочь сестре и провести лето во Франции. Осенью, чувствуя себя не в силах оставаться на бульваре Келлермана, Мари начинает подыскивать новую квартиру. Ей хочется обосноваться в Со, где жил Пьер, когда она с ним встретилась, и где он покоится теперь.

Когда встал вопрос о переезде, доктор Кюри, может быть, впервые оробев, сказал своей невестке:

- Мари, теперь, когда нет Пьера, у вас нет никакой причины жить со стариком. Я вполне могу оставить вас и жить один или у старшего сына. Решайте!

- Нет, решайте вы!.. - говорит Мари. - Ваш отъезд огорчит меня. Но вы должны сами решить, что для вас лучше...

Голос ее звучит тоскливо. Неужели ей предстоит утратить и этого друга, этого верного товарища ее жизни? Будет естественно, если доктор Кюри предпочтет жить у Жака, а не оставаться с ней - иностранкой, полькой. Но тотчас слышится желанный ей ответ:

- Мари, для меня лучше всего остаться с вами, и навсегда.

Он добавляет: "Если вы согласны" - фразу, проникнутую скрытым волнением, в котором ему не хочется признаться. И, быстро повернувшись, уходит в сад, куда его зовут радостные крики Ирен.

Вдова, семидесятилетний старик, девочка и малышка - вот теперешний состав семьи Кюри.

* * *

Мадам Кюри, вдова известного ученого, назначенная профессором на кафедру, которую занимал ее муж в Сорбонне, прочтет свою первую лекцию 5 ноября 1906 года в половине второго пополудни...

В этой вводной лекции мадам Кюри изложит теорию ионизации газов и рассмотрит вопрос о радиоактивности.

Мадам Кюри будет читать лекции в лекционном амфитеатре. В нем около ста двадцати мест, из них большую часть займут студенты. Публике и представителям печати, тоже имеющим некоторые права, придется делить между собой самое большее двадцать мест! Ввиду этого события - единственного в истории Сорбонны - нельзя ли изменить существующие правила и предоставить мадам Кюри, только для первой лекции, большой амфитеатр?

Эти отрывки из тогдашних газет отражают тот интерес и то нетерпение, с которыми Париж ждал первого публичного появления "знаменитой вдовы". Репортеры, светские люди, хорошенькие женщины, артисты, осаждающие секретариат факультета естествознания и негодующие на то, что им не дали пригласительных билетов, руководствовались вовсе не сочувствием и не стремлением к образованию. Им было очень мало дела до "теории ионизации газов", и страдание Мари в этот жестокий для нее день представлялось их любопытству только как новая пикантность. Даже у скорби бывают свои снобы!

Первый раз в Сорбонне будет говорить женщина, одновременно и талантливый ученый, и безутешная вдова. Вот что влечет любителей премьер, непременное общество "больших дней".

В полдень, когда Мари еще стоит у могилы на кладбище в Со и разговаривает шепотом с тем, кому она наследует сегодня, толпа уже забила маленький ступенчатый амфитеатр факультета естествознания и растянулась до площади Сорбонны. В самой аудитории перемешались полные невежды с крупными учеными, близкие друзья Мари с чужими. В самое незавидное положение попали настоящие студенты, которые пришли слушать лекцию, записывать, а должны цепляться за свои скамейки, чтобы их не вытеснили посторонние.

Час двадцать пять минут. Рокот голосов нарастает. Все шепчутся, перекидываются вопросами, вытягивают шеи, чтобы ничего не упустить при входе Мари в амфитеатр. У всех одна мысль: с чего начнет новый профессор, единственная женщина, когда-либо допущенная Сорбонной в среду своих ученых? Станет ли она благодарить министра просвещения, благодарить университет? Будет ли говорить о Пьере Кюри? Разумеется, да: обычай требует произнести хвалебное слово своему предшественнику. Но в данном случае предшественник муж, товарищ по работе. Какое "казусное" положение! Минута животрепещущая, единственная в своем роде...