Он оживился при мысли, что ему, наверно, удастся получить пока какое-нибудь скромное местечко если не в самом Иерусалиме, так в какой-нибудь из провинциальных синагог, где он найдет сначала спокойное существование, а потом возможность повышения по ступеням иерархии.
Он не смел уже мечтать о немедленном возвышении и горько усмехнулся, подумав о том, как он сам поступается собственными требованиями, и в то же время в глубоких закоулках оправившейся от первого удара души таилась робкая надежда, что, может быть, он получит больше, чем думает, чем надеется…
Он встал, оправил складки своего обтрепанного плаща, завязал в узелок вынутые из кружки деньги и медленным шагом направился к городу.
Размышляя, однако, по пути о том, как священники настаивали на смерти Христа, какую большую опасность видели они для себя в лице учителя, как глубоко они его ненавидели, он все больше и больше ускорял шаги, полный уже уверенности, что от него не ускользнет щедрая награда, подошел к дому Анны.
Обязанности привратника в тот день исполнял Ионафан, тайный приверженец Христа, который знал уже, какую роль Иуда сыграл в поимке учителя, и, хотя вера его была значительно подорвана, он с явным недоброжелательством спросил его сердито:
– Чего ж ты еще хочешь?
– Я хочу видеть твоего господина. У меня для него важные сообщения, – ответил несколько обескураженный недружелюбным приемом Иуда.
У Анны в гостях в это время было несколько членов Синедриона и сам первосвященник, который от имени высокого совета явился к тестю, чтоб выразить ему благодарность за то, что своей искусной постановкой дела Иисуса перед Пилатом он спас поколебленное положение и как-никак вернул исконный престиж приговорам духовного суда.
Когда Ионафан сообщил о приходе Иуды, Нафталим весело заявил:
– И я не без заслуги – здоровая оплеуха, которую я отвесил в соответствующую минуту этому негодяю, облегчила нам поимку. Чего ж он еще хочет?
– Он говорит, что принес важное сообщение.
– Спроси его, в чем дело, – кинул первосвященник.
– Я пришел сообщить, что Христос воскрес, – проговорил Иуда, немного поморщившись оттого, что ему отказывают в личной аудиенции.
Ионафан весь затрепетал. В первую минуту у него мелькнула мысль утаить это сообщение, но он испугался ответственности, и к тому же само известие показалось ему невероятным.
Глубоко взволнованный, он вернулся в зал и проговорил дрожащим, не своим голосом:
– Он говорит, что Иисус воскрес!
– Так он говорит! – раздался всеобщий смех.
– Однако это человек, не лишенный некоторого остроумия, – заметил Анна. – Ему хочется еще раз, и на этот раз по собственной воле, выдать нам «учителя»…
– Я думаю, он рассчитывает на какую-нибудь награду, и считаю, что стоит дать ему что-нибудь, чтоб он не надоедал; такого рода люди могут нам пригодиться, – заметил первосвященник.
– Я тоже думаю, что нужно его наградить, – согласился Датан и вынул пять серебреников.
Первосвященник вынул десять, остальные тоже по нескольку.
– Я даю один, и то только для ровного счета – больше он не стоит, – округлил общую складчину до тридцати Нафталим.
– А я, – пошутил Анна, – жертвую за воскресение рваную мошну. – Он всыпал деньги и, отдавая их Ионафану, сказал: – Дай ему это и скажи, чтоб он здесь больше не валандался, и от себя можешь прибавить ему пинка, если он будет жаловаться, что получил слишком мало.
– Вот тебе, негодный предатель, тридцать монет, и будь ты проклят! – сунул в руку Иуде серебреники бледный от волнения Ионафан и, почувствовав вдруг сразу всю тяжесть сознания, что учителя уже нет в живых, здоровым ударом в грудь вытолкнул его на улицу и захлопнул ворота.
Иуда зашатался и прислонился к стене, тяжело дыша.
«И это, значит, все, – и ничего больше!» – гудело в его ошеломленной отчаянием голове. Одной рукой он судорожно сжимал мошну с деньгами, другою держался за грудь.
Его обдало холодным потом, и он почувствовал, что земля колеблется под его ногами, расступаясь вязкой трясиной, которая обхватывает его, точно липкими щупальцами, и втягивает в бездну за одеревеневшие, как бревна, ноги.
Глава двенадцатая
Ученики сначала не верили Марии, что Иисус воскрес и что она его видела.
Они бегали к могиле, чтобы увериться, – пещера действительно была пуста.
Первыми явились Петр и Иоанн. Разбросанные по всей пещере погребальные пелены без малейших следов крови произвели на них неописуемо глубокое впечатление. Глубоко потрясенные всем виденным и слышанным, они начали собираться в уединенном доме кожевника Ефраима, в предместье Иерусалима, куда пробирались украдкой, с наступлением сумерек, весь день скитаясь вне стен Иерусалима и прячась в ущельях и оврагах. Туда же явились также Варфоломей, Филипп, Симон Кананеянин и Андрей, которым Мария с глубоким воодушевлением повторила рассказ о своем видении. Точная детальность рассказа, искренность и энтуазиазм, которыми дышали ее слова, наконец, принесенные Матфеем новые слухи о необычайных явлениях, какие видели у могилы женщины, пришедшие набальзамировать тело учителя, все более и более убеждали собравшихся, что Христос воскрес.