Мария Магдалина

Далеко на северо-западе, точно вылепленный на светлом фоне неба барельеф, вырисовывалась гора Кармел с чуть-чуть наклоненной в сторону лазурных вод Средиземного моря вершиной, на которой сверкал еще снег. Вся куча странников с умилением смотрела в ту сторону, а потом повернула глаза на восток, где виднелась еще более близкая сердцу гора Фавор, округлым контуром своим напоминавшая как бы полные сладости, окутанные мглою перси их милой земли.

– Видна, видна, – восклицали они, толпясь на холме, из-под которого бил ключ, образуя пенящийся поток, шумно струившийся по каменистому руслу. Местами поток образовывал валы и выступал из берегов, образуя в котловинах разливы, поросшие по берегам сочной зеленью высокой, дышащей свежестью травы.

– Слышите, овцы уже на лугах, – воскликнул Филипп, – слышите?

Все стали прислушиваться, стараясь уловить отдаленное глухое позвякивание колокольчиков.

– Как хорошо, как красиво! – восклицала с восторгом Мария. – Смотрите-ка, смотрите на Кармел, как она вся блестит, как играет на ней заря; смотрите, как сверкает на ней снег – так и пылает живым огнем…

– Солнце всходит, – промолвил с восхищением Иисус, невольно схватывая Марию за руку.

Все неподвижно застыли на месте и, затаив дыхание, смотрели на всплывавший по небу, опоясанный перламутровым золотистым облачком огромный диск, похожий на раскаленный докрасна медный щит.

Поднявшись над землей, диск стал меньше, но заблестел ярче и брызнул снопом ослепительных искр на весь мир.

Засверкала алмазами трава, заискрились белые стены расположенных у подножия холма хижин, рассеялся туман, и открылся широкий вид на цветущие луга, пальмовые и масличные рощи, лесистые холмы и серебристую сеть извивающихся по долинам ручьев.

Где-то скрипнули деревянные ворота, по улице прошел полуодетый подросток, подошел к колодцу и, приставив ко лбу крышкой ладонь, стал озираться кругом.

– Это, кажется, Ассалон, сын Элезара, если меня не обманывают глаза, – проговорил Иаков.

– Да, – поддакнул брат Иоанн и громко крикнул: – Ассалон, Ассалон!

Юноша посмотрел туда, откуда раздался крик.

– Это вы! – вскрикнул он и стал энергично колотить в двери и окна, крича: – Наш рабби вернулся, наш рабби, учитель из Назарета!

Вскоре выбежали из домов мужчины, женщины и цеплявшиеся за их подолы, протирая еще сонные глазенки, дети и стали радостно здороваться с учениками и Иисусом.

Мария, никого не зная, стояла в стороне.

– А кто эта красивая женщина? – заметив ее, стали расспрашивать учеников поселяне.

– Это сестра Лазаря, Мария из Магдалы. Она возлюбила нашего учителя, – простодушно объяснил Петр, – и сама мила его сердцу.

– Это хорошо, – порадовались пожилые женщины, – пора уж ему иметь свою невесту. – И, плененные красотой Марии, взяли ее радушно под руки и провели в горницу, чтобы перевязать ей израненные ноги и расчесать перепутавшиеся волосы.

Мария же, тронутая их добротой, усталая и сонная, слышала сквозь туман, едва различая смысл, их простосердечные, доверчивые вопросы, то и дело краснела, как будто смущенная именно тем, что они так глубоко ошибаются.

С той минуты как они вошли в пределы Галилеи, кучка их стала мало-помалу рассеиваться. Некоторые из учеников сворачивали в соседние деревушки и городки, где у кого были родные и знакомые. Петр и Андрей направились прямо в родную Вифсаиду, где жили их родители.

Городок этот лежал на берегу Генисаретского озера, где и был назначен сборный пункт.

Одна только Мария, не имея в этой стороне никого из близких, продолжала сопутствовать Иисусу, и иногда они по целым часам бродили вдвоем – то в траве по пояс, то по поросшим кустами оврагам, то по горным тропинкам, по берегу шумящего потока, то вдоль извилистых, широко разлившихся, местами ниспадающих водопадом вод Иордана.

И отовсюду глядела на них тысячью радужно искрящихся очей пышная, брызжущая соками, озаренная лучистым теплом и светом весна.

Тяжело, точно налитые золотом, свешивались ветки мимозы, сыпали вокруг пурпурные брызги олеандры, белой дымкой одетый, цеплялся за обрывы колючий терновник и барбарис, зеленели листвой раскинутые по откосам виноградники, и повсюду цвели белые лигустры, яблони, красовались алым цветом смоковницы, кисти сирени, букеты жасмина и вились гирлянды распустившихся роз.

Луга были усыпаны множеством цветов, в глазах рябило от белой ярутки, одуванчиков, разноцветных маргариток, желтых лютиков, синих колокольчиков, знойно-желтых колосьев и огромных лучистых ромашек. Местами высоко подымались золотые стрелы царского скипетра, темно-фиолетовые кисти белены и точно сотканные из облаков спиреи. Кое-где пышно красовались наполненные росою красные чаши лотоса, распускали свои телесного цвета лепестки саронские розы, лиловые гиацинты, заросли иссопа и чабра, словно огнем горели крупные, пламенно-красные маки и пунцовые гвоздики, а из более влажных котловинок выглядывали голубые звездочки золототысячника и глядели тысячью крошечных лазурных глазков незабудки.