Появился Сервий и доложил о том, что привели Иисуса и что он согласен войти в преторию.
- Развяжи его и введи сюда, Когда Иисус вошел, воцарилось молчание. Его меланхолическое спокойствие, кроткое лицо, красивый очерк головы с рыжеватыми локонами и благородная осанка произвели сильное впечатление.
- Я должен признать, что мой соперник достоин меня, - заметил Муций.
- Если бы он оказался только твоим соперником, а не цезаря, дорого бы я дал за это, - вздохнул Пилат и, обращаясь к Иисусу, сказал не официальным, но искренним голосом:
- Ты ли тот, который называешься "царем иудейским"?
- От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе обо мне? - спокойно ответил Иисус.
- Разве я иудей, - возмутился Пилат, - твой народ и первосвященник предали тебя мне, следовательно, отвечай: царь ты или нет?
- Царство мое не от мира сего, - торжественно отвечал Иисус.
- Это не ответ, а скорее уклонение от ответа и до известной степени даже подтверждение своей вины. Значит, ты царь?..
- Ты говоришь, что я царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушается голоса моего.
- Истина, что есть истина? - возмущался Пилат. - Ты отвечаешь, словно Пифия, но теперь не время забавляться гаданием. Ты разве не знаешь, что я имею власть распять тебя и власть отпустить на свободу?
- Ты не имел бы надо мной никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал меня тебе, - проговорил Иисус серьезно, пристально глядя ему в глаза.
- Слышишь? Он отпускает мне грехи, - обратился Пилат к Муцию. - Да ты с ума сошел? - напал он на Иисуса и засыпал его градом вопросов.
Но Иисус молчал.
- Выведи его, - гневно приказал он Сервию и, разведя руками, добавил:
- Трудно спасать человека, который сам просит смерти.
Когда Иисуса вывели, Мария попыталась прорваться сквозь цепь солдат.
- Сервий, и ты решаешься преграждать мне путь? - заговорила она умоляюще.
- Пустите ее, - распорядился трибун.
- Иисус, - обняла она его. - Учитель мой, они осмелились заключить тебя в тюрьму, связать твои руки, - она стала целовать его руки. - Подлые! Они лгали, но я сказала все - освободят тебя, должны освободить, - рыдала Мария.
- Мария, вскоре я буду освобожден от всяких уз, - упавшим голосом ответил ей Иисус. - Я знал, что ты не покинешь меня, ты сделала все, что могла, а теперь, ради любви ко мне, заклинаю тебя, вернись в Вифанию. Там они в тревоге, ты уже не мне, а им нужна... Иди.., я не хочу, чтобы чужие люди видели твои слезы.
- Я уже не плачу, видишь... - защищалась она, подавляя свои слезы.
- Ну, так иди, а как ты сегодня красиво одета, - говорил Иисус. Возвращайся к себе, там они, вероятно, беспокоятся... Приветствуй от меня Марфу, - придумывал он разные доводы, чтобы удалить ее отсюда, где скоро будет произнесен приговор и начнется позорная мука бичевания, предшествующая всегда распятию.
- Я пойду, - глухо ответила Мария, пристально и долго всматриваясь в Иисуса.
Иисус напряг всю свою волю, вызвал улыбку на уста, и только тогда, когда Мария ушла, глаза его снова погасли и взгляд снова стал неподвижным и тупым, А во дворе продолжался ожесточенный спор между Пилатом, Муцием и Прокулой.
- Это мечтатель, невинный мечтатель. И если ты полагаешь, что для меня важна эта ночь с Марией, то ты ошибаешься. Я даже и не напомню ей об этом обещании, разве только в том случае, если она придет добровольно, по своей собственной охоте. Мне просто жаль этого человека и их романа. Ты знаешь, что я человек вовсе не чувствительный, равнодушно разрубал людей пополам своим мечом, но не могу давить птицу и топтать цветы.
- Ты прекрасно говоришь, словно мои собственные слова повторяешь, увлекалась Прокула.
- Да вы с ума сошли, - возмущался Пилат, - вы хотите уверить меня, что я желаю смерти этого человека. Да я готов провести три дня на хлебе и воде, чтобы спасти его, хотя бы уже назло священникам. Мечтатель, я согласен, но как вам кажется? Удовлетворится цезарь этим словом, когда я буду давать ему отчет о деле Иисуса? Нет, и справедливо. Все начинается мечтами, мечты быстро превращаются в колосья, и их надо срезать вовремя. Так скажет Тиверий: Сеян тоже мечтает... Вы хотите, чтобы ради романтической истории я пожертвовал своей карьерой, подставляя под меч свою голову ради прекрасных глаз Марии...
- Неужели нет исхода? - огорчилась Прокула, - Исход один, чтобы эти бестии отказались от своего требования, тогда они не смогут меня обвинять. Но они не откажутся. Им вовсе не важен этот царь, напротив, они давно мечтают о том, чтобы иметь свою собственную власть, Это обвинение нужно им для меня; они горят жаждой убийства, ибо Иисус нарушил их закон; попытаюсь сделать еще одну вещь, - он вздохнул и взошел на возвышение.
- Священники, - начал он серьезно. - Я беру солнце в свидетели, что я неповинен в смерти этого человека. Кровь его пусть падет на головы ваши. Я умываю руки и вам предоставляю решение: отпустить его или распять.
- Распять, - хором ответили священники.