Мария. По ту сторону несбывшегося (СИ)

- Ну не обязательно с ключами, но с ними замок ценнее. Особенно если ключ той же эпохи, а не сделан позднее. Так вот, он однажды пустился во все тяжкие из-за пояса верности, который подняли со дна моря, выудив из затонувшего корабля. Ключа там, кстати, не было. Так что странности бывают разные. И цветы, как мне кажется, - это, пожалуй, самая безобидная из них. Хотя… Я уже ни в чём не уверен.

- А розы только перед фасадом?

- Нет. Я слышал, у неё за особняком оранжерея. Сам не видел, но по моим сведениям, она там копается целыми днями. Но это же вроде бы не сильно страшное увлечение? - пожал плечами Артур.

- Пока оно не выходит за рамки, - кивнула я.

- Как и любое увлечение.

Нас вели через весь особняк, и в основном стены украшали натюрморты с цветами. Людей на картинах почти не было, что, признаюсь, меня огорчало. И как тогда моя магия поможет Артуру? Но когда мы вошли в гостиную, я облегчённо выдохнула. Картина с людьми тут всё-таки была, но при взгляде на неё я слегка оторопела. В полный рост на меня смотрел жуткий монстр. Это кто вообще?

После положенных приветствий, разливания чая и вопросов о состоянии здоровья папочки Артура, возникла пауза. Хотя вот не понимаю, что с Его Светлостью может случится-то? Или это уже ритуальная фраза? Обязательно поинтересоваться здоровьем самого сильного мага в городе? А то вдруг он чихнул?

Сидящая напротив нас женщина была красива, морщин на лице не было, хотя в тёмных волосах и мелькали седые пряди. А ещё в ней ощущалась некая небрежность. В причёске, в одежде, в немного суетливых движениях. Я заметила тёмные пятна на руках и одежде. Как будто руки она мыла очень быстро и невнимательно. Создавалось впечатление, что она только что копалась в своём саду, а потом кое-как переоделась и вышла к нам. Даже причесаться толком не удосужилась. Особенно странно это смотрелось с драгоценностями, одеть которые она не забыла. На шее блестели бриллианты, а под ногтями - грязь. Странное сочетание. Как там Артур сказал? Сначала цветы в саду, а уже потом – посетители? Ну и ладно, мысленно махнула я рукой.

- У вас не было вот этого фрагмента «Страшного суда», когда я был у вас в прошлый раз, или я что-то не запомнил? - начал Артур.

- Нет, всё верно. Но, как вы помните, у меня был набросок выполненный рукой Микеланджело, и я заказала копию с того фрагмента. Вернее копию «Страшного суда» в цвете. Набросок выполнен угольным карандашом. А мне захотелось так, как это выглядит в Сикстинской капелле, - немного торопливо заговорила маркиза.

- Я вот, к своему стыду, плохо помню этот шедевр. Кто это? - спросила я, с недоумением разглядывая высокую грузную фигуру, перевитую змеёй и украшенную большими ослиными ушами.

- Это совершенно замечательная история. После того, как мне посчастливилось держать в руках набросок со святым Варфоломеем во время поиска Грааля, я тщательно всё изучил. Вы позволите, маркиза Молинс, я расскажу эту историю?

- Да, конечно, прошу! - кивнула та.

- Когда великий Микеланджело писал свой «Страшный Суд», у него, разумеется, было множество наблюдателей. Все они ходили, критиковали, ругались и утверждали, что писать нужно совершенно в другом ключе. Ну, это нормально, так всегда было, и так всегда будет, - начал Артур с лукавой улыбкой.

- Согласна. Невозможно угодить всем, - кивнула я.

- Верно, но всё же гениев подвергать критике гораздо приятнее. Согласись. Это тебя самого как будто возвеличивает, на считанные мгновения возводит с ними на одну ступень. Так что, желающих побольнее уколоть мастера было предостаточно, - продолжил Артур.

- Это, кстати, относится не только к художникам. Так происходит во всех областях нашей жизни, - вдруг вставила Маркиза, сильно меня удивив. А Артур мимолётно взглянул на Марианну, и вернулся к рассказу. Но я уловила, что его это замечание тоже слегка озадачило.

- Так вот. Самым ярым критиком Микеланджело был некто Бьяджо да Чезена. Он служил церемониймейстером у папы Павла III, заказчика фрески.

- Ни разу о нём не слышала, - улыбнулась я.

- Разумеется, он и в историю-то вошёл исключительно из-за того, что Микеланджело изобразил его у себя в «Страшном суде». Так вот. Этот чиновник приходил и высказывал мастеру за то, что в его работе преобладают обнажённые тела, и что их количество уже превысило количество голых тел в Римском борделе, и что не место всем этим обнажённым телам в храме и тому подобное, и так далее, и изо дня в день.

- Ужас какой. Микеланджело ведь был уже довольно стар, когда писал свой «Страшный суд»? И ему наверняка было нелегко всё это выслушивать? - ужаснулась я.

- Да, к тому же однажды он упал с лесов и сильно повредил себе спину. Работа была прервана почти на месяц. Эта фреска давалась Мастеру ох как нелегко.

- А что с этим…

- Бьяджо да Чезена? Ну вот, приходит он однажды, как обычно, поругать работу Микеланджело и открывает рот от изумления - в нижнем углу, там, где располагается Ад, он видит свой собственный портрет, так сказать, но в виде царя Миноса. Того самого, который судит грешников в Аду согласно «Божественной комедии» Данте.