Мария Склодовская-Кюри

«Дорогая Хенрика, со времени нашей разлуки я веду жизнь пленницы. Как тебе известно, я взяла место в семье адвоката Б. Не пожелаю и злейшему моему врагу жить в таком аду! Мои отношения с самой Б. в конце концов сделались такими натянутыми, что я не вынесла и все ей высказала. А так как и она была в таком же восторге от меня, как я от нее, то мы отлично поняли друг друга.

Их дом принадлежит к числу тех богатых домов, где при гостях говорят по-французски — языком французских трубочистов, где по счетам платят раз в полгода, но вместе с тем бросают деньги на ветер и при этом скаредно экономят керосин для ламп.

Имеют пять человек прислуги, играют в либерализм, а на самом деле в доме царит беспросветная тупость. Приторно подслащенное злословие заливает всех, не оставляя на ближнем ни одной сухой нитки.

Здесь я постигла лучше, каков род человеческий. Я узнала, что личности, описанные в романах, существуют и в действительности, а также то, что нельзя иметь дела с людьми, испорченными своим богатством».

Это был первый горький опыт. К тому же место гувернантки в Варшаве не давало хоть сколько-нибудь значительных доходов. Да, труд полегче, дом ближе, да и наниматели должны быть, как представлялось Марии, людьми весьма интеллигентными и просвещенными. Но, увы, все было не так. Наниматели чаще «люди, испорченные своим богатством», жизнь в столице недешева — заработки расходятся по мелочам. Как же сдержать слово, которое Маня дала сестре?

И она решается занять предложенное ей пару недель назад место гувернантки в семье Зоравских, которые жили в своем поместье в 50 км от Варшавы. Ее решение вполне осознанное, и она понимает, насколько сильно закабаляет себя. Вот цитата из ее письма подруге:

«Я буду надолго лишена свободы, так как решила после некоторых колебаний взять место в Плоцкой губернии с оплатой в пятьсот рублей в год, начиная с первого января. То самое место, которое мне предлагали не так давно и которое я упустила. Хозяева недовольны теперешней гувернанткой и хотят меня. Впрочем, весьма возможно, что я им не понравлюсь точно так же, как прежняя…»

Отъезд из дома, расставание с отцом и сестрами Мане дались тяжело — ее беспокоило то, что она оставляет отца. К тому же ее тревожила неизвестность — как примут ее совершенно чужие люди, что ждет ее там? Ведь работа гувернантки — не просто умение вести себя с хозяевами, нужно еще и обладать терпением и знаниями, чтобы воспитывать детей. Но это еще и осознание, что ты человек, по сути, второго сорта — прислуга. Каково ей будет постоянно чувствовать это?

И вот она на месте, в Щуках. На удивление, хозяева приняли ее весьма радушно. Она старается завоевать доверие детей, привыкнуть к новому положению, ритму жизни, окружению.

Мария предполагала, что едет в провинцию, а значит, в деревню, что перед ней будут простираться леса, поля, озера. На деле из трубы сахарной фабрики, находившейся неподалеку, валил густой черный дым, проникая и в окна дома, где жила семья Зоравских, а вокруг раскинулись поля свеклы, ведь старший Зоравский был промышленником — изготавливал свекловичный сахар.

А это письмо Хенрике Михайловской Маня написала 3 февраля 1886 года: