Мария Склодовская-Кюри

Он перевернул еще одну страницу.

— Десятое ноября тысяча восемьсот девяносто девятого года. Опыт номер два. Разделения не произошло…

Мария сидела за установкой и слушала голос мужа. Зной, охвативший Париж, даже не думал спадать. Она чувствовала, как липнет к спине тонкая ткань платья, и все мечтала о том дне, когда придет прохлада. Черные полотнища занавеси исчезли перед ее мысленным взором, она все пыталась представить тот день, когда наконец цель их опыта будет достигнута. Голос Пьера все звучал и звучал:

— Шестнадцатое июля тысяча девятисотого года. Опыт номер четыреста пятьдесят восемь… радий по-прежнему не отделяется от бария…

Послышался хлопок — это Пьер бросил лабораторную тетрадь на стол. Работа продолжалась уже так долго, что Мария по звуку могла определить не только, где находится муж в их тесном лабораторном мирке, но и на какой стул он опустился, из какого стола вытащил ящик и какую створку какого окна со скрипом открыл. Сейчас раздались одновременно скрип и дребезжание стекол — значит, Пьер настежь распахнул обе половинки входной двери. Но в занавешенной части было по-прежнему невероятно душно. Мария поднялась и направилась к выходу, откуда слышался голос Пьера.

— …ну хорошо, пусть. Похоже, радий не может быть отделен от бария. Мы сделали все возможное и даже больше. Больше, чем сделали бы большинство ученых на нашем месте, может быть, больше, чем все остальные вместе взятые… Но все бесполезно!

Пьер оставался в лаборатории, но смотрел в сторону распахнутой двери, за которой ничего интересного не было — только жара, утоптанная земля двора и кирпичная стена соседнего здания в каких-то пятнадцати метрах на север. Смотрел и продолжал подводить итоги последних дней работы:

— …Значит, нам никогда не найти способ их разделения… барий и радий не могут быть разделены!

Он услышал шаги Марии и обернулся к ней.

— Как ты думаешь, эта невыносимая жара еще долго продержится?

Мария вынула из кармана батистовый платочек и промокнула им лоб — платок мгновенно промок. Она оперлась о колонну, поддерживающую местами прохудившуюся крышу. Пьер все говорил и говорил, ей было ясно видно, как велико его разочарование.

— …душно летом, холодно зимой!

Он обернулся к жене. Та чуть улыбнулась и снова промокнула лицо.

— И как долго ты еще сможешь изводить себя? Сколько еще вытерпишь?

Мария молчала. У нее не было ответа ни на один из этих вопросов. Правда, она не задумывалась о том, надолго ли ей хватит сил. У нее была цель — и она шла к ней шаг за шагом, не расстраиваясь из-за отрицательных результатов, радуясь положительным и планируя каждый день так, чтобы сделать хоть крошечный шажок к победе.

Голос Пьера становился все громче:

— …И как долго я еще буду следить за тем, как ты себя уничтожаешь? Мир до сих пор как-то жил без радия. Что, если его не смогут выделить еще сто лет?

Мария перевела взгляд с рассерженного лица мужа. Знойный день постепенно превращался в теплый вечер. Да, каждый день ей дается все тяжелее, да, оптимизм уступает место пессимизму. Но остановиться сейчас, когда столько уже сделано?! Нет, это просто немыслимо!

— Я не могу от этого отказаться, — наконец произнесла Мария. — Не могу, понимаешь? И если для этого понадобится сто лет, мне будет жаль… Но я хочу знать, как далеко я смогу пройти своим путем…

Она обошла Пьера, стоявшего посреди их лаборатории, и приблизилась к столу с установкой. Мысленно она уже конструировала новую, устраняла недостатки, прикидывала, как следует изменить саму реакцию, чтобы все-таки не через сто лет, а значительно быстрее разделить наконец упрямый барий и неуловимый радий.

В ее лице было столько спокойной решимости, столько упорства, что Пьер умолк. Сила воли этой сероглазой полячки не раз уже приводила его в изумление. И тогда, когда она ютилась в комнатах, не приспособленных даже для хранения старого хлама, и тогда, когда она посещала все лекции, которые только могла посетить, и сейчас… Словно цель, которую она поставила перед собой, не просто вела ее по жизни, но давала ей силы не обращать внимания на мелочи быта, на разочарования, на бытовые неурядицы. Возможно, серые глаза его жены видели уже миг, когда их усилия увенчаются успехом, и теперь оставалось просто до этого мига дойти, дотерпеть, доработать…

Пьер замолчал, устыдившись собственных слов. Это было равносильно признанию поражения. И еще он, сам того не подозревая, завидовал спокойному упорству Марии.

«Она права… Наше дело надо продолжать. Если мы откажемся сейчас, снова за это уже никогда не возьмемся… Надо продолжать…»

Исследование радия начинает раскручиваться, как туго свернутая пружина. Теперь уже супругам Кюри не справиться одним — нужны помощники. До этого момента им помогал только лаборант института, мсье Пти — замечательный человек. Он практически по собственному желанию и даже втайне приходил к ним поработать во внеслужебные часы. Но теперь им нужны сотрудники более высокой квалификации. Их открытие порождает дальнейшие, очень важные исследования в области химии. Кюри хотят объединиться со знающими экспериментаторами.