Мария Склодовская-Кюри

Но эксплуатация открытия, считал Пьер, противоречит самому духу науки. И поэтому супруги Кюри вели себя именно так — самоотверженно и временами даже героически.

И согласие принять часть Нобелевской премии, 70 тысяч франков, было обусловлено тем, что премия была присуждена шведскими коллегами-учеными в знак признания научных заслуг.

По мнению Марии и Пьера, это не противоречило духу науки.

Деньги пришли в Париж 2 января 1904 года. Теперь профессор Кюри может отказаться от лекций в Школе индустриальной физики и химии. Его место занимает его ученик Поль Ланжевен, который впоследствии также станет физиком мирового значения. Пьер на собственные средства нанял наконец лаборанта. Но это было единственное, что сделали супруги Кюри для улучшения условий своей исследовательской работы.

Из имевшихся средств Мария одолжила 20 тысяч франков сестре Брониславе для окончания строительства санатория в Закопане. Она оказала также денежную поддержку знакомым и бывшим сотрудникам, находившимся в тяжелых материальных условиях.

Единственной роскошью, которую она себе позволила, было оборудование в доме ванной комнаты и смена обоев. Себе она не купила даже новой шляпки.

Пятая попытка реконструкции

Взяв в руки телеграмму из Стокгольма, Мария мысленно вернулась к тому удивительному моменту, когда впервые увидела «неуловимый радий».

Итак, началась последняя кристаллизация. Оба знали, что она займет немало времени. Да, можно было отправиться домой и немного отдохнуть, но нетерпение обоих было так велико, что они попытались устроиться для отдыха прямо здесь, рядом с зашторенной частью «лаборатории».

И Пьер, и Мария были невероятно утомлены и потому смогли уснуть. Но назвать этот сон глубоким или освежающим, конечно, было нельзя. Кто знает, что снится им обоим в эти минуты, какие задачи сейчас продолжает решать их разум.

Наконец время кристаллизации истекло. Первой проснулась Мария. Она несколько раз потерла затекшую шею, села на стуле прямее, потом тихонько коснулась плеча мужа. Тот сразу же открыл глаза.

— Пьер, прошло уже пять часов. Кристаллизация закончилась. Пойдем посмотрим.

— Пойдем.

Но Мария не торопилась вставать. Ей было немного страшно. Она боялась того момента, когда увидит плод своих четырехлетних усилий. Вернее, боялась, что не увидит ничего.

— Нет, пойди сначала сам.

Пьер, понимая, что происходит с женой, встал и решительно отодвинул тяжелую штору. Теперь Марии стал виден лабораторный стол и колпак, который накрывал единственную выпарную чашку. Лучи зимнего солнца насквозь прошивали всю лабораторию и играли на стеклянных боках колпака.

Пьер приблизился к столу. Потом сделал еще шаг, резко наклонился и замер. Мария издалека следила за ним. Сердце ее билось так сильно, как не билось никогда, — во всяком случае, так показалось ей самой. Наконец Пьер выпрямился и Мария решилась подойти к нему.

Она опустила взгляд на выпарную чашку и… не поверила своим глазам. Решительно сняла колпак и наклонилась над столом низко-низко.

— Тут ничего нет! — Никогда она не испытывала такого невероятного разочарования. — Ни зернышка… Какое-то пятно — и все…

Пьер молчал и тоже пристально смотрел на это «ничто».

— Что случилось, Пьер? Где наш радий? Что мы наделали? Где он?

Муж молчал.

— Что случилось? Где он, Пьер, где?

— Я не знаю, — наконец ответил тот.

— Что же мы сделали неправильно? Где ошиблись?

— Мы не сделали ни одной ошибки, — медленно проговорил Пьер.

— Но тут же ничего нет! Я не понимаю… Я не вынесу этого!..

— Повторяю, мы не делали ошибок…

— Но мы же работали годы! Целые годы! Он должен, он обязан быть там! Но его нет!

Мари говорила сквозь слезы. Это было не просто разочарование — это был крах. Настоящий невероятный крах, крест на долгой и изнурительной четырехлетней работе. Крест на всем, от чего они отказались ради призрачной возможности подержать в руках то, чего не видел никто в мире до этого момента. И что — выходит, все напрасно?

— Четыре бесконечных года здесь… — Мария отбежала как можно дальше, почти с ненавистью огляделась. — Четыре года в этом ужасном сарае… Четыре года…

Пьер молчал. Он мысленно восстанавливал каждую операцию, которую они выполняли вдвоем, каждый шаг своих расчетов, каждый вывод. Ошибок нет. И не было — они все сделали совершенно правильно.

«Но почему же тогда здесь пусто? Где те самые кристаллики нового элемента, которые просто обязаны здесь находиться?!»

Рыдания жены вывели Пьера из глубокой задумчивости. Он на секунду даже пожалел, что не может, подобно ей, так выплеснуть свое невероятное, чудовищно огромное разочарование. Но, судя по всему, их нелегкая работа закончена. Результатом ее стало пятнышко грязи на дне выпарной чашки…