Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома

Через неделю я вернулась в Баварию. Только вчера отпраздновали Новый год, и гражданские и религиозные учреждения столицы Баварии все еще закрыты. Я использую эту заминку, чтобы отправиться в путешествие на поезде в Аугсбург. «Парпайо»[290] пришли в волнение, узнав, где Меланхтон написал основополагающий текст о лютеранстве и свободном рассмотрении религиозных материй[291], но правнучка Элены де Жинесте была еще более взволнована мыслью о знакомстве с родным городом Дэзи.

Первые четверть часа я дремлю в своем вагоне, потому что зимний туман полностью скрывает от меня пейзаж. Мне так хотелось бы увидеть эту швабскую страну, по которой бродил Лаваис посреди зимы, надеясь найти своего ребенка и свою Дульсинею. Вскоре солнечный луч рассеивает влажное ватное облако. Я обнаружила, что мое путешествие проходит по самой плоской стране в мире. Сельский ландшафт далеко простирает свои покрытые белым инеем поля. Равнина, равнина без конца, кое-где виднеются кусочки лесов и несколько баварских шпилей, закрученных в тюрбан или вытянутых, как минареты, которые создают смутное ощущение близости славянских стран и европейского Востока.

Аугсбург тоже один из городов, пострадавших в результате сильного пожара в конце Второй мировой войны, но он был неплохо «реанимирован». Этот город, насчитывающий два тысячелетия, остается архитектурной школой под небом. От эпохи Возрождения до барокко здесь можно шаг за шагом, будто листая учебник, проследить все причудливые колебания общественного вкуса на протяжении веков. Увы, на фасаде отеля в стиле рококо на Максимилианштрассе, куда стекались эмиссары, пришедшие убедить Марию Софию вернуться в Рим, остались только терракотовые статуи «Трех мавров», которые когда-то смотрели с лепных фронтонов[292]. Если перейти улицу и сделать еще несколько шагов до дома 86, обнаруживается табличка с надписью «Резиденция герцога Людвига» – брата моей «королевы воинов», куда Лаваис приехал, чтобы отстоять свои интересы. Оказавшись перед этим домом, я вдруг понимаю, что если Мария София и приезжала в Аугсбург, то только для того, чтобы сблизиться со своим старшим братом – одним из немногих, кто уважал ее желание развестись. Наконец, спустившись вниз по улице, я добираюсь до Шваллеха, одного из каналов Леха, притока Дуная, который омывает нижний город. И вот я перед доминиканским монастырем Святой Урсулы. Я всегда представляла себе одинокое затворничество Марии Софии в огромном монастырском ансамбле с внушительными зданиями, множеством сводчатых потолков и большим готическим монастырем. Ошибка! Монастырь Святой Урсулы гораздо более gemütlich[293], более изысканный, почти буколический. Это смиренная обитель на берегу канала, что течет мимо с легким журчанием.

Я преодолеваю небольшой деревянный мостик, затем робко толкаю монастырские ворота. Доминиканка приветствует меня улыбкой ангельской доброты. Когда я произношу: «Eine Schwester der Kaiserin von Österreich» («одна из сестер Сисси»), я вижу, как светлеет ее лицо: «Maria von Neapel!» («Мария Неаполитанская»), – отвечает она мне без колебаний. Она знает, о чем я пришла поговорить с ней. Она на мгновение замирает, берет пальто, а затем отправляет меня на экскурсию по помещениям. «Alles Kaputt!» – объясняет сестра Элеонора. В ночь на 26 февраля 1944 года были разрушены шестнадцать церквей Аугсбурга в результате обстрелов англичан. Здесь осталась только башня часовни. И это чудо! Но зданию, где королева жила у монахинь, не повезло. К счастью, оно было полностью реконструировано. Прежде чем уйти, я показываю хозяйке фотографию Дэзи и сообщаю ей, что она умерла в Париже от туберкулеза. «Dreiundzwanzig? Schrecklich!»[294] Умереть в двадцать три года, действительно, это душераздирающе…