Читаем Мария Стюарт полностью

Последним из вариантов было возвращение в Шотландию, страну, о которой она ничего не знала, и о тамошних конфликтах слышала лишь постольку, поскольку они касались ее матери или Французского королевства. С момента отъезда из Шотландии тринадцать лет назад все интересы Марии были семейными или личными. Ухаживание за мальчиком-королем, управление своим двором и угождение дядям счастливо сочеталось с охотой, танцами и выслушиванием изысканной лести поэтов и музыкантов. Мария вряд ли смогла бы назвать более двух городов в Шотландии, она говорила на нижнешотландском наречии, однако это была тайная игра, в которой участвовали она и ее четыре Марии, она не имела представления о религиозных и политических разногласиях, раздиравших ту страну, которой должна была управлять. Что же до воздействия Реформации на Шотландию, то ее это вообще не интересовало, за исключением того, что гугеноты были склонны к мятежам. Мы можем быть уверены в том, что во время визита матери во Францию одиннадцать лет тому назад Марии было сказано, что ее судьба — занять трон Шотландии и ее долг связан именно с ней. В Жуанвилле состоялся семейный совет Гизов, и Марии, возможно, посоветовали вернуться и, по крайней мере на время, признать Реформацию. Отказ от этого означал бы необходимость предпринять прямые действия, отвергнув заигрывания шотландских лордов и каким-либо образом договорившись с Екатериной. Мария неизбежно выбрала путь наименьшего сопротивления, а не тот, что диктовался ее слабым политическим инстинктом.

Сначала ей необходимо было решить семейные дела во Франции, поэтому она отправилась на восток, в Нанси, где жила ее золовка Клод, герцогиня Лотарингская. Здесь вновь засверкали огни празднеств — семейных крестин и помолвок, сопровождавшихся банкетами, балами и, конечно, охотой, а также «всевозможными благородными развлечениями во дворце». Несмотря на все забавы, Мария заболела «трехдневной лихорадкой». То была распространенная форма малярии, при которой приступы лихорадки возвращались каждые три дня на протяжении всего периода болезни. Во время передышек между приступами она смогла добраться до Жуанвилля, где за ней в ожидании ее запланированного возвращения в Реймс на коронацию Карла IX ухаживала ее бабушка Антуанетта де Гиз.

Коронация состоялась в Реймском соборе 15 мая 1561 года в отсутствие Марии, остававшейся в Жуанвилле. Карл IX был еще слабее, чем его покойный брат, а кардинал Гиз и его братья блистали на фоне Екатерины, присутствовавшей на церемонии лишь по просьбе папы. Сам обряд был гораздо менее пышным, нежели тот, что состоялся на восемнадцать месяцев раньше.

Мария вернулась в Париж 10 июня, и ее встретили герцог Орлеанский, король Наваррский, принц Конде и герцог де Гиз. Эта компания гугенотов и католиков ясно указывает на борьбу за власть при дворе Карла; однако все они подобающим образом объединились, образовав свиту Марии, и сопроводили ее в Сен-Жерменский дворец, где она некогда впервые предстала перед королевским двором. Там ее приветствовали Карл IX и Екатерина. 24 июля 1561 года начались торжественные проводы, длившиеся четыре дня и напомнившие Марии о счастливых годах. В ходе торжеств ее восхвалял Ронсар:

Подобно полю, с которого сорвали все цветы,Подобно картине, лишенной цвета,Подобно небу, растерявшему все звезды,Дереву, обронившему листву или весь цвет,Великому дворцу, покинутому королем,Кольцу, утратившему жемчужину,Так измученная заботами Франция теряет свое лучшее украшение,Свой цветок, свой цвет, свою чистоту.

28 июня 1561 года Мария покончила со слухами относительно своего будущего, написав в Летингтон своему главному секретарю:

«Если Вы посвятите себя моей службе и покажете мне добрую волю, в которой уверяете меня, Вам не нужно будет опасаться клеветников и сплетников, ибо я не слушаю их. Прежде чем поверить тому, что мне говорят, я смотрю на результаты… Ничто не происходит в кругу нашей знати без того, чтобы Вы об этом узнали или дали свой совет. Не скрою от Вас, что, если после того, как я облеку Вас своим доверием, что-то пойдет не так, Вы будете первым, кого я обвиню. Я желаю впредь жить в дружбе с королевой Англии и вот-вот вернусь в свое королевство. По прибытии мне понадобятся деньги для моей свиты и на прочие расходы. От моего монетного двора должны остаться доходы за прошлый год…»

Мария описывала свои намерения столь отчетливо, как если бы эти инструкции вышли из-под пера самой Елизаветы, и она явно ставила Летингтона на место своего Сесила. Летингтон понял это, когда приказал сделать с письма копию и отослал ее Сесилу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное