Читаем Мария Стюарт полностью

Еще до прибытия Тарнуорта Морею было приказано в течение шести дней предстать перед Марией и дать ей объяснения. Знатным дворянам было предписано ждать Марию в Линлитгоу 24 августа с припасами на пятнадцать дней военной кампании. Никого не удивило, что Морей не явился, и «о нем протрубили рога»: это означало, что он теперь был вне закона и от имени королевы мог быть арестован и убит любым, а его земли и имущество конфисковывались короной. Вскоре вслед за ним вне закона оказались Роте[60] и Киркалди из Грэнджа[61].

Когда Тарнуорт наконец прибыл, — «задержавшись в пути из-за плохих лошадей», — его приняли с вполне предсказуемой холодностью — «она была удивительно неприветлива» — и дали неизбежные заверения в том, что никаких перемен в религии не последует. Ему также было заявлено, что бедствия графа Морея являются внутренним делом Шотландии. Мария даже пригрозила Елизавете: «Я не простолюдинка, и у меня достаточно влиятельных друзей за границей, так что, если ваша госпожа вынудит меня вступить с ними “в комплоты”, они могут оказаться не такими уж незначительными, как она полагает». Эта же мысль была изложена более дипломатично в письме от Дарнли и Марии Елизавете, в котором последнюю заверяли в неизменной дружбе и просили признать их право наследовать за ней и ее потомками английский престол актом парламента, а также поставить другого отпрыска графини Леннокс[62] третьим в линии наследования. То была высокомерная отповедь Елизавете за попытку вмешаться в дела Шотландии. Несчастный Тарнуорт, которому было приказано игнорировать Дарнли, отказался принять подписанный им паспорт и был захвачен в Данбаре лордом Хьюмом, который запер его в своем пограничном замке на два или три дня. Мария и Дарнли вполне по-детски сочли это очень забавным и одобрили действия Хьюма.

Вероятно, для того, чтобы заверить эдинбуржцев, что их религия находится в надежных руках, Дарнли выразил желание присутствовать на службе в церкви Сент-Джайлс 19 августа, и для него возвели специальный трон, позволявший ему возвышаться над прихожанами. Это означало, что ему пришлось сидеть практически напротив кафедры Нокса. Тот решил проповедовать на стихи из 26-й главы Книги Исаии: «Господи Боже наш! Другие владыки кроме Тебя господствовали над нами… ибо вот Господь выходит из жилища Своего наказать обитателей земли за их беззаконие». Было совершенно очевидно, что это — прямой личный выпад против Марии и Дарнли. Все собравшиеся смотрели, как Дарнли на своем возвышении все сильнее и сильнее сжимал зубы, пока, наконец, по завершении особенно длинной инвективы, представлявшей собой поток ясно сформулированных обвинений, не выскочил из церкви, бледный от бешенства. «Хроника ежедневных событий» свидетельствует, что он «скривился» от ярости. По возвращении в Холируд он отказался есть приготовленную для него еду, вскочил на коня и провел день в обществе близких друзей на соколиной охоте.

Через неделю Мария вместе с Дарнли в сопровождении шестисот аркебузиров, двухсот копейщиков и шести пушек выступила из Эдинбурга к крепости Хэмилтонов на западе, чтобы «выкурить» оттуда Морея. Мария надела стальной шлем, заткнула за пояс пистолет, а под ее корсетом, говорят, скрывалась «тайная защита», вероятно кольчуга. Дарнли же посверкивал позолоченными доспехами. Так началась кампания, получившая название «Загонный рейд». Поскольку обе армии так и не встретились, а просто маневрировали на юге Нижней Шотландии, кампания, если ее можно так назвать, для обеих сторон представляла скорее путешествие, нежели серьезный конфликт.

6 сентября Тайный совет гарантировал — что оказалось совершенно излишним — компенсации семьям погибших. Интересно, что на этом заседании совета отсутствовавшего Дарнли именовали не королем, а лордом Дарнли.

Он и Мария от души наслаждались жизнью. Наступила такая же славная осенняя погода, как во время карательной экспедиции против Хантли, и все рыцарственные фантазии Марии получили более чем достаточно пищи.

Мария отправилась в Глазго с теперь уже довольно значительными силами, и это дало возможность Морею и недовольным лордам 30 августа совершить набег на Эдинбург. Они заняли столицу, но не замок, комендант которого дал артиллерийский залп, обозначив его неприступность и верность королеве. Затем пришли известия о том, что Мария возвращается в Эдинбург, и артиллерия начала стрелять по городу, к большому раздражению готовившегося к проповеди Нокса — «ужасный рев орудий», заставив мятежников, заявлявших теперь, что они хотят лишь одного — гарантий безопасности реформированной религии, осознать, что горожане вот-вот повернут против них. В три часа утра Морей и его отряды поспешно ретировались в Ланарк, а потом опять направились на юго-запад, в Дамфриз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное