Мария Стюарт, соперница Елизаветы

Сторонний наблюдатель решил бы, что сэр Эмиас готовится к каким-то серьёзным событиям, – и угадал бы лишь отчасти. Полученные из Лондона инструкции и приказы, действительно, предписывали наивысшую степень готовности и бдительности, но сэр Эмиас знал, что ничего этого не понадобится. Чутьё, приходящее с жизненным опытом, подкрепляющееся глубоким пониманием жизни и людей, подсказывало ему, что никаких осложнений в задуманном плане не случится.

Сэр Эмиас принимал меры повышенной безопасности прежде всего потому что привык неукоснительно соблюдать приказы, однако главным было его желание за выполнением приказа скрыть свои личные чувства. Способ был привычным, много раз испытанным: ход дела становился важнее цели, к которой дело было предназначено. В этом смысле и оружие солдат, и порох, и одежда, и обувь, и питание, и просьбы – всё было ходом дела, а то к чему оно шло, отступало на второй план. Таким образом, личные переживания становились несущественными, а точное выполнение приказа приносило удовлетворение.

После обхода сэр Эмиас отправился на конюшню. Его сильно тревожило здоровье гнедой кобылы: она неудачно упала и ушибла ногу. Открытой раны не было, но кобыла сильно хромала, а в стойле старалась держаться на трёх ногах. Сэр Эмиас обстоятельно потолковал с конюхом по поводу способов её лечения. Конюх советовал нанести на ушиб красную глину с уксусом и периодически поливать холодной водой. Сэр Эмиас в принципе был согласен с ним, но считал, что вместо поливания лучше прикладывать поверх глины льняную ткань с завёрнутым в неё куском льда.

Они немного поспорили по этому поводу, но зато пришли к полному согласию насчёт продолжительности лечения: через два дня надо было лечить ушибленное место теплом, для рассасывания синяка, и накладывать уже согревающие повязки, втирая в то же время ртутную мазь, разбавленную виноградной водкой. Сэр Эмиас рекомендовал также давать кобыле по одному грану серы утром и вечером, а чтобы она проглотила серу, помещать граны между кусками хлеба с солью. Конюх и тут заспорил, однако сэр Эмиас привёл столько неопровержимых примеров, когда сера оказывала волшебное действие не только на заболевших лошадей, но и на собак, менее чувствительных к лечению вообще, – что конюху ничего другого не осталось, как согласиться с ним.

Сэр Эмиас не забыл подойти к Роланду, красотой которого не переставал любоваться. Раньше жеребец при приближении сэра Эмиаса прял ушами, всхрапывал и даже пытался укусить его, однако теперь явно начал привыкать. Сэр Эмиас дал ему охапку подвяленного клевера с люцерной и сеном – любимое лакомство Роланда, – и он взял угощение, более того, позволил погладить себя по морде. Сэр Эмиас был доволен, – он надеялся, что ему удастся приручить коня.

Выйдя из конюшни, сэр Эмиас уселся на скамью и, опёршись на свою длинную шпагу, задремал. Дремота его была спокойной и сладостной, но вдруг её прервал голос Кристофера:

– Сэр Эмиас! Сэр Эмиас! Да проснитесь же, ради бога! Сэр Эмиас, у меня важное дело!

Старик открыл глаза, тяжко вздохнул и спросил:

– Ну, что у вас случилось?

– Я разговаривал с королевой Марией, она дала мне поручение, которое я должен выполнить в Лондоне, – возбуждённо сказал Кристофер.

– Значит, всё-таки, решилась, – пробурчал сэр Эмиас. – Какого же рода это поручение?

– Я должен передать флягу с вином некоему сэру Энтони.

– Флягу с вином? Что это – тайный знак или во фляге есть двойное дно?

– Сэр Френсис разберётся.

– Он разберётся, – сэр Эмиас пожевал губами. – Вы хорошо ему служите; такой агент, как вы, находка для него. Где он вас подобрал?

– Подобрал? Я сам предложил ему свои услуги! – возмутился Кристофер. – Разве я валяющаяся на дороге монета, чтобы меня подобрали? Выбирайте выражения, милорд.

– Я солдат, моя шпага работает лучше, чем мой язык, – отвечал сэр Эмиас.

– Но вы сейчас не в бою.

– Это верно. А жаль…

– Я сам предложил сэру Френсису свои услуги, – продолжил Кристофер, решив не обращать внимания на ворчание старика. – Да, я сам предложил, потому что люблю риск, опасные ситуации и быстрые решения. Мне доводилось бывать в таких положениях, милорд, что другой на моём месте пропал бы, а я, как видите, жив и здоров. Опасность так приятна, какой восторг быть на краю гибели – и уцелеть! Если бы мы были вечными, если бы знали, что смерть не угрожает нам ежеминутно, какой пресной была бы наша жизнь. Именно смерть вносит в неё остроту, заставляет чувствовать, как прекрасно наше существование, а без смерти оно было бы никаким. Кто любит жизнь, тот не боится смерти, но играет с ней – это самая захватывающая игра на свете! В этом есть что-то поэтическое, недаром все поэты склонны к такой игре. Творческое вдохновение должно питаться запредельными ощущениями.