Мария в поисках кита

Спустя минуту я обнаруживаю себя раскладывающей вещицы прямо на кровати: занятие на редкость увлекательное, похожее на собирание паззла для пятилетних несмышленышей, — деталей немного и все они просты, и все удачно компонуются. Золото к золоту, серебро к серебру.

Сережки-листики, цепочка с распятием, колечко с монетой, драконовый браслет — в одну кучку.

Золотые кольца, золотой браслет — в другую.

Медное санскритовое недоразумение, браслетик из бисера и Водолея — в третью.

Осталось пристроить лишь сережки с искусственным жемчугом и «uno de 50», это — самая сложная часть паззла.

После недолгих размышлений я перекладываю сережки к золоту (на благородном металле, обволакивающем жемчужины, стоит соответствующая проба). Остается один кожаный симпатяга, который может вписаться в любой ансамбль, в любой гарнитур, в любой антураж. С одинаковым успехом он мог бы принадлежать девушке из серебра, женщине из золота или бисерной простушке (вот ты и примитивно классифицировала их, Ти, поздравляю!). Он может вписаться куда угодно и везде будет лишним.

Лишним.

Он — лишний. Так решаю про себя я, лживая шизофреничка. Это решение — на поверхности, а внутри — жажда обладания оригинальной штуковиной, еще более жгучая, чем жажда обладания медальоном с драгоценными камнями. Поколебавшись несколько мгновений и даже воровато оглянувшись на дверь, я делаю то, что никогда бы не сделала Ти-настоящая (кристально-честный даун). Но что наверняка провернула бы ВПЗР: одеваю браслет на запястье. Он сидит как влитой и радует глаз. Еще одно открытие сегодняшнего пустого дня: я не потеряла способности радоваться мелочам, несмотря на ощущение тотальной безысходности.

Ну все, можно прятать цацки обратно и запирать шкатулку, тем более что можжевеловый запах там не живет, меня просто подвело обоняние. Но, пока я аккуратно раскладываю по отделениям рассортированную ювелирку, в голове неожиданно начинает звучать мотивчик. Не тот, под который пляшет слепая балеринка, совсем другой: я даже не знаю его толком и не могу воспроизвести, как бы ни хотела. Вот именно: я хочу повторить его!.. Мотивчик буравит мозг (или это черви буравят мозг?), мне обязательно нужно выпустить его наружу, чтобы избавиться от странного зуда в висках и надбровных дугах.

Это не гитарная баллада в стиле Трэйси Чапмен (кто такая эта Трэйси Чапмен, есть ли о ней статья в Википедии, есть ли упоминание в романах ВПЗР, и откуда я знаю про ее гитарные баллады?).

Это не ретро-поп в исполнении Дасти Спрингфилд (кто такая эта Дасти, есть ли статья, есть ли упоминание, откуда я знаю про?..).

Это не этно-рок в исполнении Чамбао… слава богу, хоть что-то знакомое, отзвуки мелодийки никак не могут вырваться из запертого черепа, от висков они сползают к глазницам, уходят ниже, в носоглотку, и наконец выплевываются изо рта, как косточка. Очень большая, очень неудобная. Не вишневая — персиковая.

Это — не мелодийка. Не мотивчик. Я ошиблась.

Просто слова, которые при желании можно положить и на музыку. Только никто не станет этого делать.

Мария. Гизела. Пьедад.

Мария . Гизела. Пьедад.

Надпись на ленточке marinerito, разнокалиберные вагоны одного состава, накрепко сцепленные друг с другом; самый длинный из червей, пожирающих мозг. До сих пор они представали передо мной в симбиозе, одно неотделимо от другого, другое — от третьего, ни единого просвета, ни единого пролома. Теперь — каждый по отдельности и каждый сам за себя.

Каждая.

Мария . Гизела. Пьедад.

Я повторяю имена на разные лады, и чем больше повторяю, тем больше становятся паузы, тем больше — расстояние между ними. Всеми тремя, Пьедад я отдала бы серебро, Марии — золото, а Гизеле (Гизелите, Лите) достался бы браслет из бисера.

Раньше мне нравилась Пьедад, о ней я знала чуть больше, чем об остальных; вернее, мне хотелось думать, что я знаю больше. Гизела нисколько не задевает меня, зато Мария…

MARIA.

Деревянный прилавок, украшенный ее именем. Святая в нише, Maria de Los Milagros, в последний раз я сняла с нее медальон. Чертов медальон имеет тенденцию исчезать и появляться снова; канув в бездонную вэпэзээровскую пропасть (откуда ничто никогда не возвращается), он неожиданно возник на маленькой гипсовой статуе, которая тоже носит имя Мария. Внутри медальона — фотография с тем же именем. Какую мысль хотят вдолбить мне в голову? Ту, что медальон принадлежал женщине по имени Мария? Но с тем же успехом он мог принадлежать и Маноло, фотографий внутри — две, и нашла я его неподалеку от трупа. И… женщина никогда не станет носить медальон с собственным сентиментальным локоном.

Я что-то упустила.

Нужно было присмотреться к нему повнимательнее с самого начала, вот только где теперь его искать?

На себе.