Мария Валевская

Таким вот образом интрига против Понятовского в несколько дней разлетелась окончательно. Князь-министр, падение которого, казалось бы, уже было утверждено, вышел из всей этой истории, еще более укрепив свои позиции, компрометация его врагов была полная.

Понесли ли наказание замешанные в интригу офицеры! Явных доказательств тому нет, но надо полагать, что какие-то последствия были. Спустя некоторое время, вероятно именно в связи с этим делом, полковник Лончиньский покинул штаб Бертье и вернулся в регулярные войска. 1 сентября его назначили командовать свежесформированным 3 полком уланов. Благодаря новому назначению Бенедикт Юзеф очутился в дивизии генерала Зайончека, что вряд ли было результатом простого стечения обстоятельств.

Все это, вместе взятое, весьма странно. Французские биографы упорно подчеркивают якобы решающее участие Понятовского в свидании Валевской с Наполеоном; сама Валевская дает понять, что Понятовский назначил ее «своим политическим посланником» при императоре, а тем временем единственная серьезная политическая интрига, в которой можно бы усматривать участие фаворитки, была направлена именно на свержение Понятовского. Как после этого биограф может разрешить такие противоречия?

XII

Совместное пребывание в Финкенштейне придало новый тон отношениям Валевской с императором. Это уже не были тайные, торопливые свидания в королевском Замке в Варшаве, прерываемые бурными взрывами Наполеона, орошаемые слезами Марии. В мазурской штаб-квартире, в тиши двух смежных комнат, в отдалении от остального мира, бурный варшавский роман приобретает черты супружеской респектабельности.

«Император приказал приготовить помещение рядом с его покоями, вспоминает камердинер Констан. – Мадам В. поселилась там и уже не покидала замка в Финкенштейне, тем более, что ее старый муж, оскорбленный в своем достоинстве и в своих чувствах, не хотел принять под свой кров женщину, которая его оставила. Все три недели пребывания императора в Финкенштейне жила с ним мадам В…Все это время она проявляла самую возвышенную и бескорыстную привязанность к императору. Наполеон как будто, со своей стороны, понимал эту ангельскую женщину; ее поведение, полное доброты и самоотверженности, оставило во мне неизгладимое воспоминание. Обедали они обычно вдвоем, так что я был свидетелем их бесед – живого и возбужденного разговора императора и нежного и меланхоличного мадам В…В отсутствие Наполеона мадам В. проводила время в одиночестве, читая или же наблюдая из-за занавесок за парадами и военными учениями, проводимыми императором. Такой же, как поведение, была и ее жизнь, размеренная и всегда одинаковая…»

Правнук и биограф Валевской, граф Орнано, совершая перед войной путешествие по следам прабабки, заглянул и в Финкенштейн. Замок, где находилась некогда штаб-квартира Наполеона, стоял тогда еще целый и принадлежал юнкерскому роду графов фон Дона. Французскому гостю показали «наполеоновские покои» со старой обстановкой, сохранившиеся со времен исторического романа. Сильное впечатление произвела на правнука спальня императора. Там стояло большое супружеское ложе с балдахином и занавесями из пурпурного шелка, а рядом с ним полевая кровать – одна из тех, которые Наполеон возил с собой повсюду и на которых охотней всего спал. Внимание Орнано обратили на дырку в занавеси над супружеским ложем. Согласно легенде, поддерживаемой владельцами замка, пани Валевская, уезжая из Финкенштейна, вырезала кусочек пурпурного шелка на память о ночах, проведенных в спальне императора.

Спустя сорок лет после поездки графа Орнано, когда и я двинулся по следам наполеоновского романа, мне уже не предоставили столь богатой пищи для воображения. Прусский Финкенштейн успел превратиться в польский Каменец Суский, а бомбежки превратили родовое гнездо графов фон Дона в угрюмые, обгоревшие руины. Мало кто уже помнил, что полтора века назад здесь находилась ставка французского «бога войны». Последняя война, развязанная сородичами бывших владельцев замка, стерла следы всех предыдущих войн. Местные жители в утешение сообщили мне, что замок объявлен историческим памятником и вскоре начнется его восстановление, но моего положения биографа «польской супруги Наполеона» это никак не облегчало.

И все же я не уезжал из Каменца Суского разочарованным или удрученным. Тот предвечерний час, который я провел, бродя среди развалин замка, я отнюдь не считаю потерянным. Так как разглядывать там было мало что, все это время я размышлял о Валевской. Но иначе, чем я думаю обычно о героях моих биографических повестей. Я не ломал голову над сопоставлением дат и фактов, которые в этой запутанной биографии все равно не удастся согласовать; не пытался разгадывать загадки и ребусы прошлого, которые все равно не будут разгаданы. Я поддался магии окружающих меня исторических стен и просто думал о молодой женщине, которая апрельской ночью 1807 года приехала в главную квартиру Наполеона.