Маримба!

И правда. Не испекла в жизни ни одного нормального блина – все кривые, оплывшие, с одной стороны толстые, с другой рваные, подгоревшие. Маленькие аппетитные оладушки печь умею, а блины – нет. Безо всяких символов. Блины – блинами, мужчины – мужчинами. Но и там и там ничему толковому не научу. И Катьке ерунду всякую советую. Весной увидела мальчика, очаровалась им, решила познакомить с Катькой, толком ничего про него не узнав. А узнать теперь так просто – они всю свою личную жизнь сами выставляют в Сети. Кто, с кем, зачем, надолго ли… Летом поощряла странный роман, явно увидев в литовском принце что-то свое…

– Все, будешь жить своим умом. Мою судьбу жить не будешь. Свои ошибки делать, на своем языке с мужчинами разговаривать, на моем они не понимают, что-то другое слышат, теряются…

– Не переживай, мам! – снова обняла меня Катька. – «Мне влюбиться слишком рано, а быть может, слишком поздно…» – это про нас с тобой. Зачем нам с тобой женихи? Давай про что-нибудь другое. Мне надоело уже про мужчин говорить. Да?

– Да, – засмеялась я. – А про что тогда?

* * *

– Мам, мам! – Катька с хохотом занеслась домой. – Весна, весна настоящая на улице! Ты так и просидела за компьютером? Не выходила?

Я покачала головой.

– Мне сдавать книжку.

– Потом выйдем, вместе, да? Мам, мам, ты знаешь, я просто сегодня врезалась на перемене в Давида…

– В симпатичного высокого задумчивого осетинского князя? – уточнила я.

– Мам, мам, ну что ты смеешься… Давид у нас в школе один… Он хотел что-то сказать, но я так спешила, просто ему рукой помахала.

– Ладно. Хотя бы не мусульманин.

– Мам, ты о чем?

– Да так, о своем, о девичьем. И что Давид? Потом ты его еще видела, на другой перемене?

– Да, представляешь! И на следующей, и на последней! Все время на него натыкалась! Главное, так смотрит, как будто сказать что-то хочет, а ничего не говорит. Только смотрит, смотрит. И дверь мне открывает! Она и так открыта, а он пошире ее открывает.

– За кинжал не хватается, когда рядом с тобой ваши барбандосы катятся?

– Да у него вряд ли есть кинжал… – серьезно ответила мне Катька. – Что, думаешь, кинжал в школу носит?

– А то! Князь же! Ой, дочка… А попроще там, Васи какого-нибудь, не знаю… Лёнчика нет?

– Лёнчика точно нет! – отчеканила Катька. – И не будет никогда. Слышишь? Человека с таким именем не будет рядом со мной никогда! Ни Леопольда, ни Леонида, ни…

Я покачала головой.

– Не зарекайся, дочка… Посмотри в «Фейсбуке»…

– А что там? – небрежно спросила Катька и тут же порозовела.

Давно я не видела у нее этого румянца. С прошлого лета. Вернее, с начала осени, когда она последний раз сидела ночью и так странно, по-другому, по-своему, как я не умею, общалась со своим литовским принцем-валенком.

– Послание тебе. На вашем языке. К песне, которую ты еще осенью спела и посвятила ему.

– «I’m thinking of you»? «Думаю о тебе»? И совершенно не думаю о твоих любовницах с картофельным носом…

– Нет. Ко второй. К веселой, колумбийской. Где ты босиком приплясывала. С Анатолием Михайловичем.

В комментариях к песне было следующее:

Картинка – большой палец. То есть, «Это очень хорошо, ты хорошая, красивая, талантливая».

Картинка – веселый смайлик. «Мне понравилась твоя песня, я радуюсь, мне хорошо».

Картинка – танцующий человечек и знак вопроса. «Это кто? Вижу, он тоже взрослый. Такой же, как я. Почему он с тобой танцует? Просто так? Или не просто?»

Картинка – просто человечек и грустный смайлик. «Это я, грустный, потому что меня нет с тобой, ты танцуешь с другим, со взрослым красавчиком, босиком… А я выбрал не тебя, а некрасивую девушку с валторной».

Знак вопроса.

Многоточие.

Цветочек.

Сердечко.

Подмигивающий смайлик.

Почему бы не написать все это словами? А почему небо голубое, снег холодный, весна короткая, и жизнь такая прекрасная? Почему пишут стихи? Почему нот всего семь? Почему в сорок лет невозможно любить так, как в пятнадцать? Почему любовь уходит? Почему живет и живет надежда, когда уже совсем не на что надеяться? Потому что иногда, крайне редко, не везде и не со всеми – с некоторыми, кто совсем и не ждал этого – происходит чудо. Прорастает цветок, который погиб еще прошлой зимой. Возвращаются те, кто не может вернуться. Перестает болеть уставшее, так сильно уставшее сердце.