Маримба!

Я хотела сказать, что не то что не хватает, а я просто голодаю. Съедаю то, что дают, и через полчаса хочу есть. Но я не стала этого говорить. Ехать в роддом страшно неудобно. На метро с пересадкой и от метро на автобусе. Мама себя неважно чувствует. Как она поедет? Да еще с едой. Просить брата мне тоже не хотелось. Он как-то снисходительно относился к моей истории с Данилевским, чтобы не сказать пренебрежительно. С непонятной для меня мужской солидарностью. Понимал мой брат Данилевского как мужчина.

– Вы сколько лет встречаетесь? – спросил меня Лёва незадолго до родов.

– Пять. Или семь. Как считать.

– Ну… – брат махнул рукой. – Значит, уже не женится! Раз не женился в первый год или во второй. Теперь уж точно… Даже не надейся!

Я брату не поверила – не с чего было ему верить, он моложе, глупее, и сам запутался в нескольких серьезных отношениях, браках и полубраках. Но обиделась. Что уж так свысока-то? Может, я вовсе и не хочу замуж за Данилевского…

Поэтому звонить брату и просить привезти что-то поесть я не стала. Позвонила все-таки Данилевскому. И просто сказала:

– Дурака не валяй, больше на тему, чья это дочь, со мной не заговаривай. Привези что-то поесть.

– Что именно? – спросил Егор таким гадским голосом, что я должна была обидеться и повесить трубку.

– Тебя тошнит?

– В смысле?

– Почему ты так плохо разговариваешь?

– Что – именно – привезти? – отчеканил Данилевский. – Так лучше?

– Так еще хуже. Привези фруктов, сыра, хлеба, масла. Сливок – в чай наливать.

– Икры черной не привезти?

– Если купишь, съем, конечно.

Данилевский попросил кого-то с работы, мне привезли четыре киви и плавленый сырок. Икры, масла и хлеба Егор мне не прислал. Я не знала, смеяться или плакать, когда мне передали маленький пакетик с едой. Не стала делать ни того, ни другого, просто быстро съела, удивляясь самой себе. Мне нужна была еда. Весь мой организм перестраивался на кормление ребенка. И мне было почти все равно, что об этом думает Данилевский. Я этого тогда, к сожалению, не понимала. Еще и осуждала саму себя за отсутствие гордости. Ведь не выбросила эти киви и сырок, не отдала никому. Съела, да с аппетитом! Больше Егору звонить я не стала. Решила, что и встречать меня из роддома ему не стоит. Лучше заказать такси. Но забрать меня вызвался брат. Может быть, его попросила мама. Я подумала, что с братом в машине спокойнее, чем с неизвестным водителем, и согласилась заранее. Хотела уехать из роддома через три дня.

– Даже не вздумай! – ответила мне старшая медсестра. – Никогда никого так рано не отпускаем. Через пять дней – самое раннее. А что ты так торопишься?

– Да у меня с соседкой плохие отношения. К ней же теперь не пускают никого…

– Наплюй. Какие там отношения? Ходи по коридорчику, прогуливайся. Да спи до кормления. Не надо ни с кем общаться.

– Хорошо, – кивнула я и пошла прохаживаться по коридорчику. В закутке, где висел телефон-автомат, я увидела знакомый бордовый халат. Не успела повернуть обратно, как Селедкина, так еще и не родившая, окликнула меня:

– Эй, глиста! Ну-ка, подь сюда!

Я замешкалась. Развернуться и уйти?

– Че, испугалась? Я те щас покажу, как подруг моих обижать! – Селедкина подбежала с неожиданной ловкостью и пнула меня животом.

– Осторожнее! – воскликнула я, имея в виду прежде всего ее живот.

– А то че? – бодро спросила меня Селедкина. – Позовешь своего мужа?

– С животом осторожнее!

– У меня все нормально! Это у тебя проблемы! Тебе ребенка сегодня приносили?

– Приносили, а что?

– Больше не принесут! – хмыкнула Селедкина и выматерилась.

– Что? В смысле? Что вы сказали?

В то время я еще всех малознакомых людей называла на «вы». Называть на «вы» хамку Селедкину, которая была младше меня ровно вполовину, было крайней степенью глупости и интеллигентской сопливости. Но – увы. Язык не поворачивался ей в ответ «тыкать».

– Задохнулся твой ребенок!

– Что?! – Я секунду смотрела в бесцветные глаза Селедкиной. В голове у меня тяжело застучало, сердце подпрыгнуло к горлу. И я быстро пошла в сторону детской палаты. Я теперь знала, где лежит Катька. Совсем недалеко от моей палаты, оказывается.

– Если не задохнулся, то задохнется! Это я тебе обещаю! – проорала мне Селедкина вслед.

– Это кто у нас тут так надрывается? – выглянула из ординаторской медсестра. – А, знакомые всё лица. Господи, когда же ты родишь-то наконец?