Марина

— И не стыдно глупости всякие говорить, будто меня родили? И не родили вовсе, а в капусте нашли, в капусте. Мне мама сказала. И еще она сказала, чтоб я больше с тобой не играла. Вот. И я больше с тобой не играю. И даже Первого мая не помирюсь. И никогда, никогда.!

Вышла Леночкина мама. Семеновна посмотрела ей прямо в глаза и тихо сказала:

— Я ведь про тебя не говорила, я про себя, а ты может, и правда в капусте нашла?

И пошла. Не торопясь. Ей некуда было торопиться И не заплакала. Чего по пустякам–то слезы лить?

Дом бабки Домаши стоит на горе. В доме живут бабка Домаша, Семеновна, тракторист Петька, пастух дед Клок, вечно беременная кошка Женька со своей дочкой Галькой, ежик Жмых с ежихой Жмыхой и тремя ежатами, корова Лимонка, теленок Соловей, коза Катерина и пара белых аистов на старой березе.

Петьку бабка пустила на жительство, потому что Петькина деревня далеко, а работает он в Польшине. Пастух Клок тоже живет далеко. Раньше он жил по дню в каждом доме, но потом бабка Домаша его пожалела. Все–таки старый человек. Беспокойство — из дома в дом ходить. Кошка Женька с дочкой Галькой ловят мышей, а по ночам светят зелеными блестящими глазами. Ежик Жмых с ежихой Жмыхой попались на огурцах. Лазали в огород и грабили грядки. Бабка Домаша приспособила их в помощь Женьке с Галькой ловить мышей. Корова Лимонка жует сено и время от времени горько вздыхает. Соловей недавно родился, и поэтому про него ничего нельзя сказать, кроме того, что он носится, задравши хвост. Коза Катерина — набитая лупоглазая дура. Упрямая и рогатая. Аисты — большие белые птицы. Их хочется потрогать рукой, но они всегда летают и никогда не дают себя трогать. Их дело — приносить счастье.

— С легким паром, — сказали Петька и дед Клок, когда Семеновна с бабкой Домашей воротились домой.

— Спасибо, — ответили бабка и Семеновна.

— Не мешало бы и вам перед праздником помыться, — сказала бабка.

— У–ту! — Дед Клок чуть не свалился со скамейки. — Какой это праздник? Первое мая или, может, там Седьмое ноября — это праздник, а завтра какой же праздник? Так, шницель–дрицель какой–то.

Дед Клок долго не может успокоиться. Подпрыгивает на лавке. Размахивает руками, дергает себя за бороду, которая и одарила его прозвищем Клок. (Бороденка маленькая, серая, а клок безнадежно белый. Белее снега.).

— Тьфу!!! — разозлилась бабка. — Как треплом был, так треплом и остался. Я в церкву ходила и ходить буду.

— Я тоже пойду? — унизилась до вопроса Семеновна.

— Да! — рыкнула бабка, еще раздраженная разговором с Клоком. — Водой тебя святой окроплю, может вся твоя бесноватость пройдет. Дите–то ты ненормальное. Прости, господи, накануне святого праздника.

— Значит, завтра напьемся? — подал голос Петька.

— Не доведет это тебя до добра, — погрозила бабка, — с трактора–то уже сняли?

— Как сняли, так и посадят. Ты, тетка Домаша, меня знаешь, — отмахнулся Петька. Потом позвал Семеновну, усадил ее к себе на колени.

Петьку Семеновна очень любит, хоть все и говорят, что он пьяница и с дурчинкой. Петька покупает Семеновне конфеты и рассказывает про маму и папу. И про город Ленинград, где мама живет. И про сестричку Альку. Он один не пугает ее милиционером, который ловит маленьких непослушных девочек и ставит им клеймо на лоб… Петька сразу сказал, что это чепуха. Еще Петька учит Семеновну стихам и песням. Целыми днями Петька поет. Про трех танкистов, и про тачанку, и про Катюшу. Но больше всего Петька все–таки поёт про орла, который сидит за решеткой в темнице сырой. И в эти минуты он становится жалостным, таким, что Семеновна обычно спрашивает: «Умаялся, Петюнь?» — «Как черт», — отвечает Петька, а через минуту уже смеется, показывая белые частые зубы. Последнее время Петька сердитый. Наверное, потому, что его сняли с трактора. Семеновна, конечно, не расспрашивала как, но представляет себе это Довольно хорошо. Подошли, взяли за шиворот и сняли. Семеновна на его бы месте села б опять, но Петька — не садится. Вот и сегодня Петька не больно разговорчивый. И Семеновна первая начинает разговор, кивая на кошку Женьку:

— Опять затижалела…

— Все бабы такие, чуть что — и затижалела, — бурчит Петька.

— Что поделаешь, такая уж наша доля, — вздыхает Семеновна.

— Вот что, иди–ка ты спать, — вдруг сердито говорит Петька. Он берет Семеновну на руки и относит на лежанку. Рядом с Семеновной вздыхает и ворочается тесто в квашне, мурлычет Галька. Дед Клок и бабка Домаша долго переругиваются через всю избу…

— Полета, полета, нет, ты послушай! — горячится деда Клок.

И что это за слово такое «полета»? Ни один человек 3 во всей деревне не знает, что означает это слово. Но Клок зовет так всех женщин. Даже Семеновну зовет «маленькая полета».

— И слушать не хочу, — ворчит бабка Домаша.