Марина

Морды горгулий, украшавшие водосточные трубы на затейливо украшенном фасаде этого дома, извергали потоки воды. Под самой крышей сквозь дождь пробивался золотистый свет: он горел в кабинете доктора. Я представил себе, как Шелли сидит там в своем кресле, а сон к нему все не приходит, и нет ему покоя и утешения. Подбежав к закрывшейся за Кларетом двери, я уже не смог ее отворить: тот закрылся изнутри. Быстро осмотрев фасад в поисках другого входа, я отправился вокруг дома и нашел узкую пожарную лестницу на задней стене. Она достигала верхнего карниза, опоясывающего здание, а карниз – узкий каменный выступ – подходил к самым балконам фасада. До площадки перед кабинетом Шелли там была всего пара метров. Я полез вверх. Добравшись до карниза, еще раз прикинул, как мне двигаться дальше. Ширина карниза – примерно две мои ладони; вниз, в пропасть, где на дне едва видны тротуары Рамбла, лучше не смотреть. Глубоко вздохнув, я сделал первый шаг по карнизу.

Прильнув к стене, я одолевал один сантиметр за другим. Камень был скользким, вдобавок кое-где пошатывался под ногой. Я мог бы поклясться, что карниз сужается с каждым шагом, а стена за спиной так и норовит накрениться и столкнуть меня вниз. В барельефы на ней, изображавшие морды фавнов, я судорожно засовывал руки и крепко держался, когда двигался; ладно еще, что эти демонические твари не кусались. Больше того, с их ощутимой помощью я добрался наконец до решетки кованого железа, окружавшей балконную площадку перед окном Шелли. Окна кабинета запотели от дождя; лишь прижавшись к ним лицом, я смутно различил комнату. Мягко пошатав раму, я обнаружил, что окно не закрыто, и медленно приоткрыл его на пару сантиметров. В лицо пахнуло теплом и запахом горящего дерева. Доктор сидел в том же кресле перед камином, словно не двигался с места с тех пор, как я его там оставил. Дверь кабинета открылась. Кларет. Я опоздал.

– Предатель, ты не сдержал клятву! – Я впервые услышал голос Кларета ясно. Низкий и хриплый. У одного садовника в интернате такой же, у Даниэля. Ему на войне пуля перебила гортань. Врачи восстановили ее, но бедняга десять лет учился разговаривать заново. Когда он произносил слова, звучало это точно как сейчас у Кларета.

– Ты же мне сказал, что последний флакон разбился, – говорил Кларет, приближаясь к Шелли с револьвером в руке.

Тот даже не пошевелился. Револьвер был нацелен ему в голову.

– Как ты ошибаешься на мой счет, – устало сказал доктор.

Теперь Кларет стоял лицом к старику и целил прямо в лоб. Шелли поднял взгляд. Если он и боялся, то никак этого не показывал.

– Лжешь. Я должен бы тебя убить прямо сейчас, – хрипел Кларет, словно каждый слог давался ему с болью. Револьвер неподвижно смотрел дулом между глаз доктора.

– Сделай одолжение. – Шелли был абсолютно спокоен. – Я давно готов.

Я сглотнул, стараясь не шуметь. Кларет поставил револьвер на предохранитель.

– Ну, и где?

– Не здесь.

– Говори где!

– Сам знаешь.

Кларет шумно вздохнул. Рука с револьвером тяжело, медленно опустилась.

– Мы все обречены, – невыразительно сказал Шелли. – Чуть раньше, чуть позже… Ты никогда его не понимал, а сейчас понимаешь меньше, чем когда бы то ни было.

– Вот тебя я точно не понимаю, – проскрежетал Кларет. – Я не хочу умереть с грехом на совести.

Шелли горько засмеялся.

– Смерти не будет никакого дела до твоей совести, Кларет.

– Но мне-то есть дело!

Вдруг открылась дверь, вошла Мария Шелли.

– Папа? Ты как – все в порядке?

– Да, Мария, ложись спать, уже поздно. Просто ко мне зашел наш друг, Кларет… и он уже уходит.

Мария в нерешительности стояла на месте. Они с Кларетом непонятно переглянулись.

– Мария, делай, что сказано! Иди.

– Да, папа, иду.

Мария ушла. Шелли сидел неподвижно, уставившись в огонь.

– Заботься о своей совести, если больше не о чем. А у меня и без того есть о чем подумать – у меня дочь на руках. Ступай домой, Кларет. Ты ничего больше не можешь сделать. Никто ничего не может сделать. Ты что, не понял? Вспомни, как кончил Сентис.

– Он получил что заслужил, – припечатал Кларет.

– А тебе не терпится туда же?

– Я друзей не бросаю!

– Да. Это они бросают тебя, мой бедный Кларет, – пробормотал Шелли.

Кларет пошел к двери, но остановился, услышав просительный тон голоса старого доктора.

– Послушай…

Шелли с трудом добрался до шкафа рядом с письменным столом, вытащил из-за ворота маленький ключ на цепочке, открыл шкаф. Взял что-то внутри и протянул Кларету.

– На, возьми их. Я не применяю больше. Нет ни сил, ни веры.

Я напрягал зрение, стараясь увидеть, что он дал Кларету: вроде бы какой-то прозрачный футляр с серебристым содержимым. Капсулы? Пули?

Кларет уставился на содержимое футляра, потом на Шелли.

– Спасибо, – растерянно пробормотал он.

Доктор досадливо махнул рукой, отказываясь от его благодарности, а я смотрел, как Кларет быстро перезаряжает свой револьвер тем, что дал ему в футляре Шелли. Пули. Серебряные пули.

Старик же нервно потирал руки, дергался и не сводил глаз с Кларета.

– Послушай… – теперь доктор почти умолял. – Не надо… не ходи.

Тот только крутанул барабан.