Я работал на те же разведки, на которые работала и группа моих товарищей…
Так напечатано в протоколе. Но вот что важно: подписывая документ, Эфрон исправил эту фразу, переделал все на единственное число: «Я работал на ту же разведку, на которую…» то есть подчеркнул, что вся группа работала на одну разведку советскую.
Еще одна перестановка действующих лиц: Клепинина удаляют и заменяют на Литауэр. И не отпускают уже доведенного до припадка Эфрона, несмотря на его просьбы.
Последний раз предупреждаем будете говорить правду?
Я говорю правду. Я состоял в организации, которая была связана с иностранными разведками, но шпионом не был.
Он занимался, как и я, шпионской деятельностью, по команде следователей заводит сказку про белого бычка Литауэр.
Я ничего не скрываю… Я не могу говорить… повторяет Эфрон.
Вы на всем протяжении очной ставки путаете и провоцируете следствие. Вы же сегодня признали себя виновным. В каком случае вам можно верить?
И в том, и в другом. Пусть меня изобличают…
Сережа, говорит на прощанье Литауэр, еще раз советую во всем признаться. Я говорю это тебе как друг…
Можно представить себе досаду и злость Кузьминова со Шкуриным какой промах! Почти добились своего, почти доломали, так потрудились и все зря. Почти попалась птичка и выпорхнула.
Видимо, этот поединок опять подкосил Эфрона, уложил на больничную койку в следствии его наступил перерыв на целых полтора месяца.
Однако и на последовавших в феврале и марте допросах он стоял на своем, не уступал позиции. Отрицая все обвинения и против себя, и против его друзей, напоминал о своих заслугах перед советской властью:
Я антисоветской деятельностью не занимался, а был сотрудником НКВД, работал под контролем соответствующих лиц, руководивших секретной работой за границей…
Характер вашей конспиративной работы с советскими учреждениями нас меньше всего интересует, откровенно заявляет ему следователь. Будучи сотрудником НКВД, вы в то же время являлись шпионом иностранных разведок.
Это неправда. Прошу прервать допрос, я плохо себ чувствую…
Подпись его все более искажается, становится похожа на каракули. Допрос часто прерывается видимо, он уже физически не выдерживает этой пытки, превращающей его в безжизненное тело. Тем не менее через несколько дней новый допрос, и все повторяется со всевозможными вариациями:
Вы лжете и будете изобличены в этом!
Все равно. Пусть изобличают…
Почему вы скрываете связь с иностранными разведками?
Я не скрываю, а отрицаю это.
Думаете, вам удастся уйти от ответственности?
Я принимаю ответственность за всю мою прошлую жизнь, но не могу принять на себя ответственность за то, чего не было…
Он не только отрицает обвинения против себя ни разу не уступил нажиму следствия и не дал обвинительных показаний против своих товарищей. А когда речь зашла о его дочери, попросил очную ставку с ней. Но возможности увидеть Ариадну и что–нибудь узнать о ней Эфрону не дали: вдруг это вдохнет в них новые силы?
Маленькая, но характерная деталь: следователь (на сей раз это был приставленный к Ариадне Иванов), упрекая Эфрона во лжи, всюду в протоколе пишет это слово «лож» без мягкого знака, такие вот грамотеи служили на Лубянке!
В апреле Эфрона опять переводят в Лефортовскую тюрьму и там бросают на него свежие силы лейтенанта Н. В. Копылова, который тоже не щадит своего подследственного: один из его допросов продолжался без перерыва тринадцать часов! И снова не все оформлялось протоколами: в справке Лефортов ской тюрьмы указано не меньше десятка допросов, о которых в деле Эфрона не осталось никакого следа.
Теперь требуют показаний о тех эмигрантах, которых Эфрон завербовал дл работы в советской разведке, это, в основном, члены Союза возвращения и Французской компартии. Среди них, на переднем плане, те, кто принимал участие в деле Рейсса.
Тут ему действительно было что рассказать.
Вот только несколько характеристик:
«…Смиренский Дмитрий Михайлович сын священника, работал под моим руководством… В 1939 г. приехал в Советский Союз, в результате того что был провален делом Рейсса. Французские и швейцарские власти привлекали Смиренского в связи с убийством Рейсса к уголовной ответственности и посадили в тюрьму, в которой он просидел около года, после чего из–под стражи был освобожден и выслан из Швейцарии… Он принимал участие в предварительной подготовке дела Рейсса, в самом акте Смиренский участия не принимал… Мне это известно от ряда лиц, которые были прямо или косвенно замешаны в это дело, от Клепининых и Кондратьева…»
«А. Чистоганов выполнял работу по внешнему наблюдению за Седовым (сын Троцкого), но провалился и был замечен им. Седов обратился к французской полиции, которая задержала его, допросила и отпустила. Ввиду того что Чистоганов обнаружил за собой жесткое наблюдение французской полиции, то с ним на время была прекращена всякая связь. Через год Чистоганов снова начал выполнять отдельные поручения по выяснению каких–то адресатов…»