Марина Голуб в жизни, театре, кино. Воспоминания друзей

– Мы репетировали «Гамлета» целых девять месяцев, – говорит Михаил Трухин. – Мы как будто рожали ребёнка. И на восьмом месяце этой тяжёлой беременности мы репетировали сцену убийства Гамлетом Полония. И после этой сцены Костя (Клавдий) мне говорит:

– Как-то странно Маня на меня смотрит.

Я понаблюдал. Действительно. Она человек эмоциональный и после репетиций ходит немножко так «на слезе», а при виде Хабенского просто отскакивает от него. Костя к ней подходит:

– Мань, а в чём дело?

– Нет, нет, ни в чём. Всё в порядке.

– Мне просто показалось, что ты стала иначе ко мне относиться…

– Ну а как я должна относиться к человеку, который только что убил моего мужа.

Мы оторопели. А она вообще-то понимает, что происходит? Костя так осторожно спрашивает:

– Мань, а кто у нас муж?

Марина сделала паузу, посмотрела на нас и отвечает:

– Ну как? Полоний…

Это после восьми месяцев работы она перепутала своего мужа – отца Гамлета – с Полонием! Вот так мы все были увлечены работой.

Сама Марина Голуб любила вспоминать другой случай:

– Однажды «Гамлета» давали в пятницу, 13-го. Мы вышли на поклон. А там у нас к концу спектакля все предметы по сцене раскиданы. И один актёр, поскользнувшись на вилке, упал. Потом вышла я, поклонилась, шагнула назад, наступила на свой шлейф и тоже грохнулась. У меня началась истерика, я рыдала от смеха. Ко мне все подошли, а я встать не могу, и тогда Паша Ворожцов говорит:

– Ну, раз королева упала, давайте и мы упадём! – и падает, а за ним Хабенский, а за ним Пореченков, и вся сцена в итоге лежит. Вот так Паша меня поддержал. Публика была в восторге. Аплодисменты были оглушительные[26].

На один из спектаклей пришла Алла Сергеевна Демидова (игравшая Гертруду в легендарном спектакле «Таганки»). Зайдя за кулисы, она сказала, что есть очень точные попадания, и поздравила Марину с победой. Марина Голуб очень гордилась этим визитом, поскольку Демидову боготворила.

«Трёхгрошовая опера»

В 2008 году, когда я приступил к постановке «Трёхгрошовой оперы», – рассказывает Кирилл Серебренников, – я позвонил Мане и сказал, что она должна сыграть Селию Пичем, поскольку это написанная на неё роль.

Встретились на первом разборе. А у нас в театре в ту пору работала одна громогласная дама, и я Мане сказал:

– Вот кого ты должна сыграть.

Она подумала, что я шучу.

Но дальше я заказал у гримёров слоновьи ноги, висячие сиськи, парик с седой прядью и принёс ей на репетицию. Я думаю, что она это надела только потому, что это я. Был бы другой, она бы послала, потому что ей всегда хотелось быть красавицей, а тут она получалась такой урод с жирными ногами. Я видел, как у неё заскрежетали зубы, проступили слёзы.

Я говорю:

– Маня, ты же артистка. Тебе тут гламур нужен, что ли? Ну-ка, давай. Это образ, это персонаж, это не ты…

Я видел, что она ходила, ныла, всем на меня жаловалась, проклинала, но потом поняла, что бесполезно и нет пути назад.

Она один раз подъехала:

– Кира, зачем это? Все подумают, что это мои ноги.

Я говорю:

– Ну, Мань, подумают, да. Все скажут: «А вон посмотри, как она с такими ногами прыгает».

Подошла в другой раз:

– Какой-то грим страшный. Седая прядь как у бездомной.

У меня был новый аргумент:

– Подумай о других: гримёр за свою работу «Оскара» получит.

Но Маня не унималась:

– Я бы хотела получить его сама.

В общем, она и так и сяк пробовала переубедить меня, но я был непреклонен. Поняв, что меня ничем не взять, она начала работать и работала, кстати, потрясающе. То, как она падала, как выкидывала сиськи за плечо, как харизматично вела свою роль, описать невозможно. Всё это было по плечу только большой артистке.

Зрители «Трёхгрошовую оперу» приняли на «ура!». Критика была менее благосклонной. После премьеры Марина Голуб сказала в одной из передач:

– Я ужасно огорчена сегодняшней критикой. Я так огорчена, что у меня даже нет слов. Это не просто бездарно написанные статьи, а статьи, написанные людьми, которые не знают, что такое Брехт, не читали до конца «Трёхгрошовую оперу». Те выводы, которые они делают, не имеют никакого отношения к спектаклю. Ни одного серьёзного разбора! Я не говорю, что надо хвалить. Я не про это говорю. Но разберите серьёзно. Опять, как всегда, нам пересказывают сюжет и мимоходом делают замечания. Но без настоящего разбора в таких замечаниях пропадает всякая необходимость.

Марина Голуб, достигнув определенных высот в профессии, говорит о дефиците критики, которая могла бы помочь ей в работе над ролью. В отсутствие критики она задавала вопросы коллегам: «Ну, скажи мне, что я делаю не так?».

– Она всегда была немножко так в переборе и всегда её было больше, чем надо, – говорит Кирилл Серебренников. – И об этой своей черте она прекрасно знала, поэтому говорила:

– Мне надо отсечь лишнее. Кирилл, приди, посмотри, где меня много.

И я приходил на спектакли других режиссёров, говорил:

– Мань, вот тут подбери, тут не растрачивайся…