Читаем Марина из Алого Рога полностью

— Ничего святаго… да! — глухо, какъ бы испуганно повторилъ Завалевскій. — И ненависть къ родной землѣ… И на этомъ возросло цѣлое поколѣніе!…

Онъ не докончилъ, усталымъ движеніемъ опустилъ голову на грудь и зашагалъ опять по балкону.

Марина слѣдила за нимъ во всѣ глаза…

Онъ вдругъ остановился предъ ней, взглянулъ ей въ лицо и закачалъ головою.

— Бѣдные вы! промолвилъ онъ чуть слышно.

Ей сдѣлалось вдругъ невыразимо жутко… Она хотѣла что-то сказать и не нашла… Онъ опять заходилъ, трогая нервною рукой свои сѣдые кудри…

— Вѣдь въ Хивѣ, пожалуй, хуже, — какъ ты думаешь, Завалевскій? неожиданно буркнулъ Пужбольскій.

Графъ обернулся къ нему и улыбнулся.

— Да, тамъ хуже, сказалъ онъ, подумавъ…

— Ну, вотъ видишь! Воспляшемъ же и возликуемъ, благо наши хивинцы отъ реализма не получили еще, реальнаго права бить насъ палками по пятамъ!…

Всѣ разсмѣялись.

— А пусть онъ вамъ разскажетъ, сказалъ Маринѣ Завалевскій, — какъ его за подобную же вотъ выходку чуть не разстрѣляли въ Парижѣ коммунисты… Вы не имѣете-ли что сообщить мнѣ, Іосифъ Козьмичъ?…

— Имѣю, дѣйствительно, тяжело приподымаясь съ мѣста, отвѣчалъ тотъ, — и намѣренъ былъ именно просить васъ об аудіенціи…

Они прошли въ кабинетъ.

VI

Усѣвшись къ столу, насупротивъ Завалевскаго, Іосифъ Козмичъ, не говоря ни слова, полѣзъ огромною своею рукой въ боковой карманъ пальто и вытащилъ оттуда нѣсколько акуратно связанныхъ пачекъ ассигнацій.

— Три тысячи пятьсотъ, коротко промолвилъ онъ, пересовывая пачки оконечностію пальцевъ по гладкому столу на сторону Завалевскаго.

— Это что? спросилъ тотъ.

— Задатокъ отъ Вермана, — можетъ получить желаете?… Остальные восемнадцать тысячъ пятьсотъ пятьдесятъ два рубля съ копѣйками въ два срока: первый черезъ десять дней, второй при послѣдней получкѣ шерсти, въ ильинской ярмаркѣ…

— Всего этого мало, Іосифъ Козьмичъ! сказалъ, помолчавъ, графъ.

— То-есть какъ же это мало?… Ахъ, да, спохватился главноуправляющій и благосклонно улыбнулся. — Говорено было и объ лѣсѣ, доложилъ онъ, — и, повидимому, можно будетъ съ нимъ же устроить, по вашему желанію…

— И скоро?

— По возможности скоро, Владиміръ Алексѣевичъ, мягко, чуть не нѣжно отвѣчалъ господинъ Самойленко: ночное размышленіе и утренняя бесѣда съ евреемъ "монополистомъ" замѣтно измѣнили его вчерашнія воззрѣнія на предпріятіе Завалевскаго. — Черезъ десять дней онъ, то-есть Верманъ, долженъ за шерсть, какъ я вамъ докладывалъ, первую сумму внести, такъ вмѣстѣ съ деньгами обѣщалъ онъ и рѣшнтельный отвѣтъ привезть… Дѣло сладится, будьте покойны!

— Очень вамъ буду благодаренъ, Іосифъ Козьмичъ, особенно если это не пойдетъ въ долгій ящикъ…

— Будьте покойны! повторилъ управляющій.

Завалевскій откинулся въ спинку кресла и задумался, по обыкновенію. А Іосифъ Козьмичъ, вытащивъ свой огромный фуляръ, высморкался въ него зычно и рѣшительно, засунулъ его опять въ карманъ, качнулъ слегка туловищемъ справа налѣво и вдругъ началъ:

— А у меня къ вамъ просьба, графъ!

— Чѣмъ могу служить? нѣсколько оторопѣло спросилъ тотъ.

— Обстоятельство не совсѣмъ обыкновеннаго свойства…

Іосифъ Козьмичъ при этомъ обернулся на открытую дверь, всталъ и безцеремонно затворилъ дверь на ключъ.

— Не совсѣмъ обыкновеннаго свойства, промолвилъ онъ во второй разъ, усаживаясь на прежнее мѣсто, и передохнулъ.

Графъ молчалъ и съ любопытствомъ глядѣлъ на него…

— Мою Марину вы изволили видѣть…

Господинъ Самойленко поднялъ свои круглые глаза и такъ и уперъ ихъ въ лицо Завалевскаго.

— И даже по разговору судя, что вотъ сейчасъ происходилъ тамъ, на балконѣ, не почитаете ее недостойною вашего вниманія и даже, смѣю думать, вашей благосклонности…

— Конечно, конечно, нѣтъ, Іосифъ Козьмичъ! живо воскликнулъ графъ:- въ ней, очевидно, много сердца… и ума… можетъ-быть…

— Понимаю, понимаю васъ, не давъ ему кончить, закачалъ одобрительно головою главноуправляющій: — "съ толку сбито", какъ справедливо выразились вы сейчасъ тамъ. Это точно!… Только, повѣрьте, все съ вѣтру у ней и на поверхности! Тутъ, — онъ ткнулъ себя пальцемъ въ грудь, — какъ въ зеркалѣ чисто!…

— Вполнѣ вамъ вѣрю, съ убѣжденіемъ сказалъ Завалевскій. "Что же дальше будетъ?" подумалъ онъ.

— Ваше одобреніе дорого, Владиміръ Алексѣевичъ, говорилъ дальше г. Самойленко, — оно, такъ-сказать, усиливаетъ… укрѣпляетъ мой образъ мыслей — и дѣйствій, вѣско примолвилъ онъ, — оно, выражусь такъ, дѣлаетъ для меня какъ бы осязательнымъ, что ошибки съ моей стороны не было, когда я рѣшился предоставить ей, то-есть я про Марину говорю, право дочери и наслѣдницы моей…

— А она не дочь ваша? съ изумленіемъ воскликнулъ графъ и невольно пододвинулся ближе къ столу.

Что-то неуловимо странное пробѣжало по лицу Іосифа Козьмича.

— Пріемышъ покойницы жены моей, не сейчасъ отвѣчалъ онъ, и вслѣдъ за тѣмъ прибавилъ:- Двухмѣсячною принята ею за родную дочь…

— И она знаетъ, эта дѣвушка, что она… не дочь ваша?…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза