Марина из Алого Рога

Къ назначенному часу выѣзда, запряженная щегольски подобраннымъ воронымъ шестерикомъ, карета Солнцевыхъ и тройка саврасыхъ подъ тарантасомъ Іосифа Козьмича поданы были къ крыльцу. Мужчины, за исключеніемъ графа, тотчасъ же вышли къ экипажамъ на дворъ… На нѣсколько минутъ Дина и графъ остались одни…

Она сидѣла въ дорожномъ платьѣ и шляпкѣ, съ полу опущенною на лицо вуалью, натягивая перчатку на тонкую, длинную руку…

— Мы надолго разстаемся, по всѣмъ вѣроятіямъ, заговорила она, не подымая глазъ:- чего же ты мнѣ предъ разставаньемъ пожелаешь?..

Завалевскій невыразимо печально поглядѣлъ на нее, — подошелъ и протянулъ ей руку:

— Дина, тихо улыбнулся онъ, — я могу тебѣ пожелать лишь одного: да возвратится миръ…

Онъ пріостановился — и еще тише докончилъ:

— Въ твою смущенную и страждущую душу….

— У Пушкина въ "озлобленную душу" сказано, — у меня память хорошая! прервала она, оттолкнувъ слегка эту его протянутую руку… Vous avez cru devoir me ménager, — и за то спасибо!…

Она засмѣялась короткимъ, сухимъ смѣхомъ…

— Тебѣ этого желать не нужно! продолжала она тутъ же намѣренно безстрастнымъ, ледянымъ голосомъ; — ты и злоба, вы другъ друга не знали никогда… Ты хотѣлъ, боролся и страдалъ можетъ-быть очень много, — но, кромѣ тебя самого, никто ни крыльевъ, ни оружія твоего не видалъ… Изъ битвы жизни ты вышелъ чистъ и не изломанъ — и кончишь полнымъ смиреніемъ… И слава Богу!

— Умякнуша словеса ихъ паче елеа, и та суть стрѣлы! пришелъ на память Завалевскому стихъ псалмопѣвца…,

Онъ все также тихо, грустно улыбнулся, закивалъ головой — и опуская ее:

— Дай Богъ, Дина, молвилъ онъ, — дай Богъ! Смиреніе — сила!…

Изъ-за опущенной своей вуали она метнула на него исполненнымъ презрѣнія и ненависти взглядомъ… и не выдержала, — не выдержала безконечной жалости къ ней, съ которою встрѣчали его глаза эту ненависть и презрѣніе… Она отвернулась, встала:

— Одинъ въ полѣ не воинъ, говорятъ… Надѣюсь, графъ Владиміръ Алексѣичъ, что вы по старой дружбѣ не забудете извѣстить меня, когда вы примитесь за эту вашу "силу смиренія" вдвоемъ?

И, горше слезъ горючихъ, болѣзненно откликнулся въ душѣ Завалевскаго внезапно зазвенѣвшій, безнадежный, проклинающій смѣхъ Дины…

Она направилась къ крыльцу, не оборачивая головы.

Карета съ открытою дверцей и ожидавшимъ ее у этой дверцы камердинеромъ Солнцева стояла у подъѣзда. Она быстро вспорхнула въ нее и тотчасъ же заставила сѣсть подлѣ себя Пужбольскаго, отправивъ мужа въ тарантасъ въ Іосифу Козьмичу.

— Bonne chance! послала она рукою изъ кареты поцѣлуй Завалевскому, подавая въ то же время слугѣ знакъ къ отъѣзду.

— Пошелъ! крикнулъ тотъ, ловко вскакивая на козлы и задѣвая за крючокъ ремень залоснившагося на солнцѣ кожанаго фартука…

Экипажи тронулись…

Безъ шляпы, съ поникшею головой, какъ стоялъ на крыльцѣ, спустился со ступенекъ его Завалевскій — и прошелъ въ садъ боковою калиткой…

XVIII

Стукъ колесъ, лошадиное ржанье, громкій говоръ людей на дворѣ пробудили Марину отъ ея оцѣпенѣнія. Она подошла въ окну, подняла стору:- со двора, огибая уголъ дома, выѣзжалъ дормезъ съ привинченными поверхъ и сзади его сундуками… Это экипажъ Солнцевыхъ — подобнаго этому нѣтъ другаго въ Аломъ-Рогѣ, Марина это знаетъ… Что же это значитъ?… Неужели уѣзжаетъ эта женщина? Такъ скоро? Сегодня… сейчасъ!… И для чего и какъ же это такъ скоро?… А вотъ и тарантасъ Іосифа Козьмича… Нѣтъ сомнѣнія, — она уѣзжаетъ, — онъ ѣдетъ провожать ее… А можетъ-быть и не одинъ Іосифъ Козьмичъ, — а и онъ… всѣ они навѣрное ѣдутъ ее провожать!…

"Она уѣзжаетъ… уѣзжаетъ?" повторяла громко дѣвушка съ какимъ-то недовѣрчивымъ, боязливымъ чувствомъ смутной радости… Да, она боялась радоваться, — да и чему? Какую перемѣну принесетъ за собою для Марины этотъ отъѣздъ? И самый этотъ фактъ отъѣзда — онъ вызывалъ въ ней какое-то скорбное ощущеніе. Она и не знала о немъ, онъ произошелъ помимо ея, — она чувствовала себя какъ бы внезапно отрѣзанною отъ этой общей жизни, въ которой такъ недавно она была, казалось, необходимымъ звеномъ… Начнется-ли снова та жизнь?… Да и самое положеніе ея въ этомъ домѣ останется-ли тѣмъ, чѣмъ оно было? То, что сказала она сегодня Іосифу Козьмичу, въ присутствіи Вермана, — это не можетъ пройти безслѣдно… она это чувствуетъ, и она все-таки скажетъ ему опять то же, если вздумается ему объясниться съ нею по этому поводу… Но что тогда?… Тогда…

Но Марина не хотѣла загадывать впередъ… да и не способна была она къ тому теперь, — всѣ опасенія, догадки, соображенія ея стушевывались, исчезали предъ убѣжденіемъ, предъ этимъ все сильнѣе и сильнѣе охватывавшимъ ее чувствомъ радости: "она уѣзжаетъ, она уѣхала"…

И чутко, всѣмъ слухомъ прислушивалась дѣвушка къ гулкому ходу быстро удалявшагося дормеза Солнцевыхъ, за которымъ, скрыпя слегка свѣжими осями, поспѣшалъ доморощенный тарантасъ господина Самойленки.