Марина Мнишек

Это известие лишний раз демонстрирует, что самозванец не был реальным хозяином положения в Тушине. Власть там принадлежала польским отрядам во главе с гетманом князем Романом Ружинским. Сандомирский воевода собирался ехать на сейм или, как записал автор «Дневника Марины Мнишек», «чтобы попасть хотя бы на конец сейма». В Тушине получали сведения, что отъезд воеводы Юрия Мнишка стерегли в Москве и что царь Василий Шуйский посылал для его перехвата специальные отряды. Но не судьба Мнишков волновала войско, а уплата заслуженных им денег. В «Дневнике» в записи от 6 января 1609 года говорится: «Пан воевода готовился в дорогу в Варшаву, прислали к нему от жолнеров, чтобы не уезжал до тех пор, пока пан Побединьский не привезет деньги – 50 000 рублей, которые (как говорили) он должен был взять в Пскове (они возвращены были)». Пан воевода «вынужден был задержаться». Несколько дней спустя деньги были привезены, часть средств выделена самому воеводе Юрию Мнишку. Но дележ денег рассорил войско и восстановил его против тушинского царя: «Отыскали также письма царские, которые царь тайно послал своей “москве”, чтобы товарищество, отправленное от войска за этими деньгами, утопили в реке» [257]. Правда ли, что самозванец сам хотел завладеть присланной из Пскова казной, или это вымысел, не так уж и важно. Главное состоит в том, что реальная власть в Тушине уходила из рук Лжедмитрия И. Польское воинство приняло свои меры. Оно насчитало астрономический долг в 14-17 миллионов злотых, числившийся за «царем Дмитрием», и взяло финансы под свой контроль. Наемники самозванца избрали децемвиров (дух Древнего Рима все-таки витал над Тушином), и те по сути узурпировали правление под Москвой: «Наши, видя, что он раздавал, не различая, что и кому, выбрали между собой в войске decem viros, то есть десять мужей, которых облекли полномочиями, с тем условием, что Димитрий должен был принимать все их постановления» [258]. Все это произошло после 1(11) февраля 1609 года, когда оставалось три недели до срока уплаты денег за еще одну четверть службы у Лжедмитрия И. 11 (21) февраля 1609 года «царь Дмитрий» «прорепетировал» свой возможный отъезд из Тушина [259]. Однако узнавший о планах бегства «царика» гетман князь Роман Ружинский посадил его под «домашний арест». Подобные маневры не укрылись от взглядов посторонних наблюдателей. Приезжавшие в Тушино купцы и лазутчики разносили вести, «што вор хочет побежати и боитца Ружинского и с козаками; у таборех будки покрыты соломою, а двои ворота, въехати и выехати; и ужо скучилося у войску, и Вору платить нечим, говорил своей жене Марине: “знаю летниками платить жолнерем, а не заплатим”» [260]. При этом войско сознавало, что без самозванца не получит ни весной, ни летом не только миллионов, но и нескольких десятков злотых, и стало искать компромисс.

В такой обстановке воевода Юрий Мнишек и уезжал из лагеря под Москвой. Марина оставалась совсем одна, если не считать ее верную гофмейстерину Барбару Казановскую.

Немного подбодрить Марину могло письмо, привезенное из Самбора слугой ее матери. Ядвига Мнишек и раньше принимала участие в московских делах своего мужа. Еще после майских событий 1606 года она дала приют Михаилу Молчанову, изображавшему в Речи Посполитой спасшегося царя Дмитрия Ивановича. Пани Ядвига отправила своих младших сыновей Николая и Сигизмунда в Рим, где они получили аудиенцию у папы Павла V и убеждали его в том, что имеют прямые подтверждения того, что миссия чудесно спасшегося царя Дмитрия Ивановича и Марины Мнишек в Московском государстве продолжается. Присутствие в тушинском войске людей, приехавших мстить за своих задержанных родственников, делало сандомирскую «пани воеводину» не одинокой в своем стремлении любой ценой помочь освобождению близких и особенно дочери. Можно думать, что она сразу же была извещена о том, что они попали в подмосковный лагерь (наиболее подробные сведения ей мог сообщить посол Николай Олесницкий).

Слуга Ядвиги Мнишек приехал в один из дней, на которые уже был назначен отъезд сандомирского воеводы. Одновременно он привез достоверные сведения о «коронных делах» и особенно о сейме, куда так торопился воевода Юрий Мнишек. Несколько раз назначалось «коло» – войсковой круг, на котором «о его отъезде должны были договариваться», однако всякий раз «коло» откладывалось. Наконец, 7 (17) января 1609 года, солдаты согласились на отъезд сандомирского воеводы, и отец Марины Мнишек без промедления покинул Тушинский лагерь. Он даже не успел как следует проститься с дочерью. «Выехали мы с паном воеводой из лагеря часа за два до вечера. Сам царь и рыцарство нас провожали», – записал уезжавший в его свите автор «Дневника Марины Мнишек» [261]. Дорога воеводы лежала через Можайск, Калугу, Брянск и оттуда «рославльским путем» через Стародуб в земли Речи Посполитой.