Марина Мнишек

Памятником деятельности Первого ополчения остался знаменитый Приговор 30 июня 1611 года. Судя по его тексту (в известных копиях), в нем ничего не было сказано о будущих планах создателей ополчения в отношении царского престола. В преамбуле документа лишь повторялась главная цель ратных людей, собравшихся под Москвой: стоять «за дом Пресвятые Богородицы и за православную христианскую веру, против разорителей веры христианския, польских и литовских людей» [443].

Первое место по «чину» в ополчении занимали тушинские «бояре» князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и Иван Мартынович Заруцкий. Фактическим же руководителем движения оставался его организатор думный дворянин Прокофий Петрович Ляпунов. В июне 1611 года Ляпунов вступил в новые переговоры с гетманом Яном Сапегой. В польских архивах сохранилась ранее неизвестная грамота, отправленная главой Первого ополчения гетману Яну Сапеге в ответ на его обращение от 4 июня 1611 года. С бывшим гетманом самозванца разговаривал уже не обычный рязанский воевода, а «приобщитель преже бывших преславных царей преименитого Московского государства, неотклонной их царского величества думной дворенин и воевода Прокофий Ляпунов». (Видимо, все-таки справедливы были упреки автора «Нового летописца» о гордыне, обуявшей земского вождя.) Руководитель ополчения звал гетмана Яна Сапегу ни больше ни меньше как «за православную нашу веру и за правду стояти», но это вряд ли могло привлечь гетмана к союзу. Очень четко Ляпунов обозначил врагов Первого ополчения, которое воевало «против лжесловного неисправления лукавых под присягою старосты Гасевского, и полковников, и ротмистров и всего злопагубново их рыцерства и против московских бояр непостоятелного предания Московского государства и отступления древняго своего благочестия».

Уже в самом начале переговоров Прокофий Ляпунов отдавал «достодолжную честь» гетману Сапеге и приносил «душевную похвалу» его рыцарству. Более того, вопреки первоначальным лозунгам ополчения он не только не отталкивал от себя поляков и литовцев, но и в весьма уважительном тоне говорил о будущем союзе с Речью Посполитой, «еже бы всесилный Бог сподобил твоей ясновелможной державе с нами быти в боголюбезном, в совершенном братолюбстве и в соблюдение правды» [444]. Можно только предполагать, что сулил в будущем подобный союз с одним из самых последовательных сторонников и помощников Марины Мнишек. Однако переговоры не заладились [445], а вскоре погиб и сам воевода Прокофий Ляпунов.

Глава ополчения пал жертвой непреодолимого социального конфликта между дворянами и казаками. Летописи подробно рассказывают, как все произошло. В ополчении пытались воспрепятствовать бесчинствам казаков, которые с самого начала появления под Москвой «почали воровать по дорогам и по селам и по деревням и торговых и всяких людей грабить и побивать и из животов пытать». Соответствующие нормы о разборе дел о казачьих насильствах и грабежах в создававшихся в ополчении Разбойном и Земском приказах были внесены в Приговор 30 июня 1611 года. За многие преступления казакам стала грозить смертная казнь. Однажды дело едва не дошло до такой казни, когда Матвей Плещеев пытался «посадити в воду» двадцать восемь казаков. Казачьи таборы взбунтовались и созвали свой «круг». По сведениям автора «Нового летописца», воевода Прокофий Ляпунов даже хотел «бежати к Резани», но его остановили под Симоновым монастырем [446]. И все же главному руководителю ополчения суждено было погибнуть именно в казачьем кругу, куда его много раз приглашали и куда он так не хотел являться, справедливо опасаясь убийства.