Марина Мнишек

Дальнейшие события связаны уже с действиями утвердившегося в Астрахани царского воеводы боярина князя Ивана Никитича Одоевского. Узнав об уходе Ивана Заруцкого на Яик, он организовал преследование и 6 июня 1614 года направил вслед за беглецами отряд стрельцов под командованием голов Гордея Пальчикова и Савостьяна Онучина «с литвою и немцы». Им и суждено было поставить точку в истории Марины Мнишек. К этому времени Иван Заруцкий и Марина Мнишек с сыном Иваном уже не были хозяевами своей судьбы, а полностью зависели от атаманов волжских казаков Трени Уса и Верзиги [504]. 24 июня 1614 года правительственные отряды настигли беглецов на Яике, на Медвежьем острове. Через пару дней все было кончено, казачий эскорт разбежался. Уже 5 июля 1614 года Гордей Пальчиков и Савостьян Онучин сообщали в Астрахань о поимке Ивана Заруцкого и Марины Мнишек: «И ведем их к вам в Асторохань связанных с собою вместе» [505]. Привезенных вскоре в Астрахань пленников не смели держать там долго «для смуты и шатости». 13 июля 1614 года боярин князь Иван Никитич Одоевский переправил Заруцкого и Марину Мнишек в Казань под охраной отрядов стрелецких голов Михаила Соловцова и Баима Голчина («Карамзинский хронограф» ошибочно приписал «честь» поимки государевых изменников их действиям). Пленников везли «скованными», причем в случае какого-нибудь нападения у Соловцова и Голчина был наказ: «Маринку с выбледком и Ивашка Заруцково побить до смерти» [506]. Так, закованных в железо, их и доставили в Москву.

Автор «Нового летописца» так описывал захват Заруцкого и Марины ратными людьми, посланными боярином князем Иваном Никитичем Одоевским: «Они же ево снидоша на Еике на острову и туто ево побиша и Маринку и воренка живых поимаша и многую с ними казну взяша и послаша его к Москве к государю» [507]. И двадцать лет спустя, подавая челобитную о поместье, двоюродный брат стрелецкого головы болховского дворянина Гордея Пальчикова писал о заслугах родственника: «И Гардей тебе, государю, служил и прямил – вора Ивашку Заруцкова и Маринку с сынам взял, и к тебе, государю к Москве привол» [508].

Развязка для Марины Мнишек оказалась ужасной. Еще 12 ноября 1614 года она была жива. Когда принимали персидского посла, в наказ для его встречи записали такие слова: «Ивашка Заруцкого и Маринку с сыном, для обличенья их воровства привезли к Москве, и в животе их волен Бог, да государь. Живот ли им велит дати, или по их злым делом, велит казнити». Что произошло затем? Вся боль последних месяцев первой русской императрицы уместилась в одной летописной строке: «На Москве же тово Заруцково посадиша на кол, а Воренка… повесиша, а Маринка умре на Москве». Автор «Карамзинского хронографа» уточнял, что место казни было «за Москвою рекою» [509]. Арсений Елассонский записал, что Марина Мнишек «спустя несколько дней» после казни сына была предана «неизвестной смерти» [510].

Была ли Марина убита или умерла своей смертью? Правы ли польские авторы, сообщавшие, что ее утопили, «посадили под лед» [511]? В точности неизвестно. Зная порядки того времени, можно предположить, что скорее всего Марине Мнишек помогли умереть, заключив ее в темницу и моря голодом и холодом. А у нее уже не было сил сопротивляться и цепляться за жизнь.

Рассказы о смерти Марины Мнишек в «Маринкиной башне» в Коломне – всего лишь легенда. Зная слепую привязанность московских людей того времени к традиции и прецеденту, можно предположить, что Марина провела свои последние дни в московском Ивановском монастыре – там же, где и другая царица – Мария Петровна, бывшая жена царя Василия Шуйского, насильно постриженная в монахини и отправленная сюда «под начал». В Ивановском монастыре умерла и одна из жен царевича Ивана Ивановича (сына Ивана Грозного) Прасковья Михайловна из рода Соловых. Не случайно и самую большую злодейку следующего, XVIII столетия – ужасную Салтычиху посадят в какую-то специальную пристройку («застенок») к соборному каменному храму Усекновения главы Иоанна Предтечи, существовавшую и во времена Марины Мнишек [512].

От самой дочери сандомирского воеводы и русской «царицы» в источниках осталась только кинутая вслед мертвому телу злая фраза, озвученная в 1615 году послом в Речь Посполитую Федором Григорьевичем Желябужским (когда-то подданным Марины Мнишек, городовым воеводой калужского «царя Дмитрия Ивановича»): «И Ивашко за свои злые дела и Маринкин сын кажнен, а Маринка на Москве от болезни и с тоски по своей воле умерла; а государю было и бояром для обличенья ваших неправд надобна она жива». Но ни для кого не была секретом истинная причина смерти Марины Мнишек, больше всего убивавшейся о своем несчастном сыне («с тоски по своем выбледке умерла», – уже не стесняясь, отредактировали наказ следующему гонцу в Речь Посполитую, включив эту ругань в адрес «ворухи» и казненного «воренка») [513].