Марина Мнишек

Что нового мог он сказать ей в этот момент? Король Сигизмунд III еще раз поздравлял Марину Мнишек со вступлением в брак, с приобретением нового звания. Король внушал ей, «чтобы она своего мужа (так он выразился), чудесно данного ей Богом, вела к соседской любви и дружбе для блага этого королевства». Марину Мнишек, следовательно, ждала высокая миссия, значение которой король попытался объяснить ей: «Если тамошние люди (подлинные слова короля) прежде сохраняли с коронными землями согласие и доброе соседство, когда не были связаны с королевством никаким кровным союзом, то при этом союзе любовь и доброе соседство должны быть еще больше». В королевских словах Марина Мнишек должна была найти опору мыслям о деятельной любви к своему оставляемому отечеству и семье, благословившей ее на такой подвиг: «…Чтобы она не забывала, что воспитана в королевстве, что здесь Бог возвеличил ее настоящим достоинством, что здесь ее родители и близкие и дальние родственники, что она должна заботиться о сохранении доброго соседства между этими государствами и вести своего супруга, чтобы он своим дружелюбием, добрым соседством и готовностью оказывать услуги вознаграждал все то, что с любовью сделано ему нами, этим королевством и твоим отцом…» Король Сигизмунд III нашел самые проникновенные слова, говоря Марине Мнишек о необходимости помнить о страхе Божьем и чтить своих родителей, он убеждал ее, что «своему потомству, если Бог даст ей его, чего король желал ей», она должна была «внушать любовь к польским обычаям и вести его к хорошей дружбе с польским народом». Заключительная часть речи подействовала на Марину Мнишек особенно сильно. Когда король, сняв шляпу, перекрестил дочь сандомирского воеводы, будущая царица «заплакала и опять с отцом упала к ногам его величества».

Московский посол Афанасий Власьев вынужден был все это терпеливо сносить. Он попытался было возмутиться падениями царицы Марины к ногам короля Сигизмунда III еще во время танцев, но ему быстро объяснили, что, пока они находятся в Польском королевстве, Марина остается подданной короля. Зато «посол внимательно слушал, когда король говорил к царице». А что еще ему оставалось? Никакие его усилия оберегать государеву честь во время всей церемонии были просто не приняты, над ним то смеялись, то раздражались его поведением, короче, лицо, представлявшее московского царя, всего лишь терпели. У кого и был праздник в этот день, так это у хорошо повеселившегося и вдоволь натанцевавшегося короля, у Мнишков и их родственников, поразивших воображение всего Кракова небывалым действом.

В самом конце Марину Мнишек проводили к ее больной матери. Здесь, в женских покоях дворца, она выслушала еще «прекрасные наставления» королевны Анны. Когда король уехал, стали прощаться с послом (он просто «вышел в другую комнату», когда царицу увели для встречи с матерью). До порога дома Афанасия Власьева провожал воевода Юрий Мнишек, а дальше он поручил отвезти его до посольской квартиры своим друзьям. В знак особого почтения Афанасию Власьеву дали королевскую карету и сопровождение из королевских секретарей. Сам он, как показалось очевидцу, был «доволен внимательностью к нему», но ему пришлось закрыть глаза на следствия невоздержанности в застолье некоторых его спутников. Они «напились» и неприятно поразили соседей за столом тем, что «ели очень грязно, хватали кушанья руками из блюд». В свою очередь у потерявших бдительность дворян из русского посольства обнаружились свои поводы предъявлять претензии, «потому что наши негодяи, – писал один из присутствовавших на свадьбе Марины Мнишек поляков, – поотрезывали у них ножи, покрали у них лисьи шапки и две, кажется, шапочки, усаженные жемчугом, но посол приказал своим молчать» [73]. Видно, каждый в этот день веселился как мог, а послу предстояло выступить миротворцем и успокаивать своих спутников, ставших жертвами досадного воровства на пиру у сандомирского воеводы.

На следующий день, 23 ноября, посол Афанасий Власьев участвовал еще в одной церемонии, но теперь предусмотренной привычными дипломатическими порядками. Он был «в ответе» после первых приемов у короля Сигизмунда III 14 и 18 ноября. На Вавеле как будто уже не помнили о вчерашних тостах и веселье, равно как и о «московской царице». Начались обычные прения по поводу пропуска царского титула, а на самый главный вопрос в тогдашних отношениях Московского государства и Речи Посполитой – о союзе против турок – было обещано всего лишь «вести дальнейшие переговоры». Все это означало не слишком большое доверие короля, несмотря на только что прошедшую церемонию свадьбы Марины Мнишек.