Марина Мнишек

Так оценивал первого русского «императора» современник-иноземец. Но так ли оценивали его соотечественники?

…На следующий день после коронации царицы «Марии Юрьевны», 9 мая, в праздник «Николы вешнего», в Кремле с рассвета снова заиграли барабаны и трубы. «Эти свадебные дни были проведены в роскоши и веселье, в пирах и трапезах, с пением и плясками, – писал современник событий немец Конрад Буссов, автор «Московской хроники». – Тут были не только всякие музыкальные инструменты, какие только можно придумать, но также и самый прекрасный хор из 32 голосов, какого только может пожелать властитель. Димитрий выписал его из Польши» [126].

Однако свадебные торжества в такой великий церковный праздник многими были восприняты как кощунство. «В этот день ни за что на свете нельзя было играть свадьбу», – передавал мнение москвичей голландец Исаак Масса[127]. О том, что смущало жителей столицы, можно судить по исторической песне «Григорий Отрепьев»:

Его свадьба была не в указной день: Его свадьба была не в указной день:
Да на вешний праздник Миколин день
Да бояра-ты пошли ко заутрени,
Да Гришка с Маришкой в баину пошол;
Да бояра-ты идут от заутрени,
Да и Гришка с Маришкой из баины иде … [128]

В этот день царь Дмитрий Иванович принимал своего тестя и его друзей. Ссора с послом Николаем Олесницким, начавшаяся с прения о титулах накануне свадебных торжеств, продолжилась и на следующий день. На этот раз представитель Речи Посполитой потребовал себе такого же положения за царским столом, какое было у посла Афанасия Власьева во время обручения Марины Мнишек в Кракове. Тогда король Сигизмунд III, присутствовавший в качестве гостя в доме сандомирского воеводы Юрия Мнишка, пригласил за свой стол московского посла. Николай Олесницкий, исполнявший не последнюю роль в краковском обряде обручения и хорошо помнивший его детали, требовал теперь, чтобы его посадили за царский стол в Столовой палате в Кремле. О том же накануне просил и сандомирский воевода Юрий Мнишек. Однако его уговоры не помогли, и царь остался непреклонен. Тогда не только посол, посчитавший, что тем самым выказана неблагодарность по отношению к королю, но и сандомирский воевода отказались принимать участие в праздничном обеде. Все, на что согласился Юрий Мнишек, так это проводить царя Дмитрия Ивановича и свою дочь царицу Марию Юрьевну до дверей Столовой палаты. И это в первый день замужества дочери!

Между тем царь сменил свой русский костюм на любимый гусарский. Также и царица, по свидетельству Конрада Буссова, вернула себе привилегию носить польское платье: «На следующий день, 9 мая, Димитрий приказал принести своей царице новые польские платья с просьбой, чтобы она надела и носила их из уважения к нему, поскольку вчера был день русских вельмож и он хотел угодить всей стране, а сегодняшний и последующие дни будут принадлежать ему. Он будет царствовать и поступать, как ему будет угодно, а не так, как хотят его московиты. С того дня царица одевалась по-польски» [129].

С первого же дня царствования Марины Мнишек ее супруг делал все, чтобы угодить ей. А в это время ее интересы были принесены в жертву политическим расчетам. И кем? Ее родным отцом и послом, представлявшим милую родину! Не случайно автор «Дневника Марины Мнишек», присутствовавший на обеде 9 мая, записал, что на нем «не было никаких выдумок» [130]. Это и понятно. Вся фантазия царя Дмитрия Ивановича была направлена теперь на то, чтобы вернуть посла Николая Олесницкого, не доводя дело до разрыва. Марина, видимо, мало чем могла ему помочь в этом. Атмосфера, не подобающая свадьбе, не укрылась от глаз наблюдателей. Исаак Масса записывал: «Все шло на ней так скучно и угрюмо, что можно было диву даться» [131].