Марьина роща

— Дело было такое. Имел Ильин связь с уголовниками, и была у него в подчинении большая портновская сила. И вот стали по ночам приезжать в Марьину рощу подводы, с них сгружали тюки готового платья. Неизвестные люди сновали как тени, растаскивали тюки по домам. А под утро подводы вновь грузились и уезжали. Это значило, что ворье очистило магазин или склад, а к утру партия перешитого платья поступала в продажу на Сухаревку, на Смоленский или еще куда-нибудь. И ничего нельзя было сделать. Не только фирменные ярлыки были заменены, но и фасон порой был переиначен до того, что если хозяин с полицией и застукал бы свой бывший товар у спекулянтов, то ни опознать, ни доказать ничего не мог. Ильин, кажется, первым в Марьиной роще стал проделывать такие штуки, а позже с его легкой руки стали у нас не только платье, но и обувь переделывать. Конечно, полиция получала свой процент с дела. Много позже узналось, что Шубин в этом деле был организатором. Хитрый был он, ловкий, со всеми приветливый. Жил тихо-скромно на доход с трактира. Кто его мог подозревать в темных делах?.. Как бы это сказать?.. Таких вот сокровенных людей много стало в роще в те годы. Вроде двойной жизни у них было. Казался человек одним, а на деле был совсем другим. Оно, конечно, понятно, когда преступник честным человеком прикидывается. Но бывали случаи и обратные. Вот, скажем, огородник Иван Федорович Малахов. Много ль с огорода заработаешь? Завел Иван Федорович ломовой обоз в сорок лошадей — это же богатство!.. Вывозил он снег и мусор на свалку по пятаку с воза, приходил сам рядиться и клал медные пятаки в свой мешок. И вид у него был, как бы сказать… необычайный: лохматый, глазки злые, пальцы крючковатые, жадные, голос грубый, — ну прямо разбойник с виду. А на самом деле был человек добрый и честный, никогда никого не обидел.

А вот еще человек — Иван Феоктистович Ланин. Уж до того был степенным и благообразным, ну прямо старовер-начетчик. И была у него поговорка: «братское сердце». Так его потом и прозвали. Кто близко его не знал, считали его безобидным сектантом.

Если идти по Октябрьской к центру, то на втором этаже дома № 82 на углу Четвертого проезда можно видеть несмываемую за пятьдесят лет надпись: «Экипажное заведение».

Здесь и держал Ланин извозчиков — и ломовых, и легковых. Лошадей он постоянно менял, покупал, продавал, — барышничал, одним словом. Наведывались к нему в случае пропажи лошадей и, случалось, находили пропажу в его конюшне. Но не это главное. Его ломовики работали на Сухаревку, и кто их знает, какие грузы перевозили! А его легковые, быстрые рысаки уносили крупных бандитов после смелых грабежей. Кое-кто знал об этом, но все было шито-крыто, и ходил Ланин в уважаемых людях… Много было в роще таких притворщиков…

* * *

Неожиданно судьба как будто сжалилась над Талакиными. Сибирский отец Вани Кутырина вдруг вместо обычных сорока рублей стал присылать сто. Наконец-то Антонина Михайловна Кутырина вздохнула с облегчением, но и всплакнула: в письме муж торжественно сообщал, что дела улучшаются, что сто рублей в месяц он будет присылать аккуратно, а дальше, может быть, и побольше. К сожалению, сам приехать никак не может — дело держит (а какое у него сейчас дело — и не пишет), просит беречь детей, вывозить их летом на дачу…

Первым делом Антонина Михайловна перебралась в трехкомнатную квартиру в новом доме Захара Захаровича Тихова. Затем потребовалась прислуга, и Настасья Ивановна Талакина с ее хозяйственным умением заняла это место: убирала, стирала, готовила еду, обшивала хозяйку, ее сына и дочь.

Леша сперва не чувствовал никакого неудобства ог перемены. Дружба с Ваней продолжалась: между ними лежала та самая тайна. О ней не надо было напоминать, она чувствовалась постоянно…

За эти годы союз шести мальчиков не распался, но ослаб. Они по-прежнему держались вместе, направляясь в город и возвращаясь домой, но происходило это скорее по привычке, чем по необходимости. Прошло время отчаянных драк, когда «ясным пуговицам» приходилось пробиваться кулаками. Исконные их враги подросли и сидели, согнувшись, за работой у отцов-ремесленников или у хозяев. Редкие схватки происходили только в Екатерининском парке с семинаристами, но разве эти жалкие стычки походили на «сражения» прежних лет?

Кроме того, если нет желания драться, садись в трамвай и проезжай за пятак опасный участок, где кишат враги; с площадки даже можешь покричать семинаристам что-нибудь обидное, но сразу прячься: запомнят лицо — не пощадят.

Замечено, что молодые люди, перешедшие в четвертый класс, отличаются выдающейся храбростью и рыцарскими повадками. Поэтому шестеро богатырей не уклонялись от схваток, не ездили в трамвае и при встрече с семинаристами не произносили бранных слов, — просто все разом поворачивались в сторону видневшейся на горке церкви Троицы, начинали истово креститься и бить себя в грудь.