Марина Цветаева: беззаконная комета

Десятого ноября – запись в цветаевской рабочей тетради: об апатии ко всему, об отвращении к стихам и книгам, о чувстве разорванности пополам. Ничего не зная о содержании мужниного письма к Волошину, Марина дает нам возможность услышать в этой записи, сделанной для себя, ее правду, ее боль, ее горечь. Она пишет о своем браке: он вырос из встречи, смысл которой они оба – она и Сережа – истолковали неверно. Встреча с прекраснейшим человеком должна бы была перейти в глубокую дружбу, а привела к браку – «слишком раннему со слишком молодым». Результат: ее неудавшаяся личная судьба, неутоленное сердце. Что оставалось Психее? Хождение по душам (по мукам, поправляет сама себя Марина в этой записи), тайная жизнь, тайный поиск сердечной близости, вне дней и места. Право на тайную сердечную жизнь должно быть священным в браке, убеждена она. Муж и любовник? Вздор! «Измена» появляется только там, где ее так назовут. И вот теперь, когда ее тайна разрушена, – не осталось ничего. «Жить изменами я не могу, явью – не могу, гласностью – не могу». Что остается? Жизнь восьмидесятилетнего Гёте: только в творчестве. Холодная, безличная, отрешенная жизнь. И так – до смерти. «Менять города, дома, комнаты, укладываться, устраиваться, кипятить чай на спиртовке, разливать этот чай гостям…» Никого не любить! И значит – никому не писать стихов!..

Еще в октябре она увлеченно работала над «Тезеем». С переездом в Прагу и отъездом дочери в гимназию быт облегчился. Непривычно свободная от домашних забот, она просиживала час за часом в земгорской библиотеке: читала книги и исписывала страницы своей тетради, разрабатывая подробности драматической фабулы. Рождались первые строфы трагедии… В ноябре с пронзительной ясностью высветилась ее центральная сцена. Исполненная высочайшего драматизма, словно звенящая от непереносимо высокого напряжения, она встанет в ряд с лучшим, что дано было создать Цветаевой. В эти ноябрьские дни кристаллизуется главный ее нерв и накал.

Теперь Марина ощутила себя не Ариадной – Тезеем! Ибо это перед ним возник роковой выбор: предпочесть земную любовь – или отречься от нее ради Высшего долга?.. Внять голосу Высшего долга значило преодолеть в себе земного человека. Это совсем не просто. «Может быть, земля стоит неба?..» – записывает она, колеблясь.

Блистательный диалог Тезея и Вакха предварен в ноябрьской тетради записями, вбирающими живое терзание ее сердца:

Вакх: – То, что я требую от тебя, – божественно.

Тезей: – То, что ты требуешь от меня, – чудовищно…

И снова Тезей:

– Но зачем ты требуешь этого от меня только теперь? Почему не раньше? Зачем ты дал мне эту ночь? Ведь только после ночи с любимой мы знаем, как мы ее любим!..

В завершенной трагедии:

Тезей

: Но зачем же, двужалый,Ночь была нам вдвоем?

Вакх

: Дабы разницу зналаМежду небом и дном.

Уже выбрав Высший долг, Тезей умоляет:

Лишь в одном не солги ей:
Уступил, но любя!

Вакх

: Чтобы даже богинейНе забыла тебя?..

В цветаевской трагедии Тезей расстается не с любимой – с самой любовью. Так всякий раз воспринимает свои разрывы сама Марина.

«Смесь Тезея и собственной беды» – гласит запись Цветаевой 5 декабря 1923 года.

Влюбленные принимают решение расстаться.

Это безумно тяжкое для обоих решение. Но Марина считает, что у нее нет права на иное решение перед лицом Сережи.

«С ним я была бы счастлива, – напишет Цветаева Бахраху вскоре после расставания с Родзевичем, в январе 1924 года. – Это первое такое расставание за жизнь, потому что, любя, захотел всего: жизни, простой совместной жизни, того, о чем никогда не догадывался никто из меня любивших. – Будь моей. – И мое: увы!»

Боль расставания – кровоточащая рана.

Они еще пишут друг другу письма, передают записочки. В одной из них Марина объясняет, почему не пришла на назначенное свидание. Она ушла в «Чешско-русскую Едноту» слушать доклад Слонима об Ахматовой. Ибо, как она пишет, не хотела предстать перед любимым «полубезумной и истерзанной», какой была все эти дни. И хотела – хоть на миг – растворить свою боль в другой: послушать, как любила и страдала другая женщина…

Ей говорят, что Родзевич выпросил ее фотографию у Туржанской: переснять; ему, в свою очередь, передают от Марины номера журнала «Воля России» с ее стихами – как рождественский подарок…

Когда же именно Эфрон все же решается сказать жене непримиримые слова?

Какими они были?

Что из написанного в письме Волошину было произнесено вслух?..