Марина Цветаева: беззаконная комета

Хотите знать, как сегодня (10-го) я получила Ваши книги? Дети еще спали (7 утра), я внезапно вскочила и подошла к двери. И в тот же миг – рука моя лежала уже на дверной ручке – постучал – прямо в мою руку – почтальон. Мне оставалось лишь завершить движение и, открыв дверь, все той же, еще хранившей стук рукой, принять Ваши книги. Я их еще не открывала, иначе это письмо не уйдет сегодня – а оно должно лететь…»

Цветаевскую манеру стремительно сокращать дистанцию в письме, даже если оно обращено к малознакомому человеку, мы уже знаем. Благоговение перед Рильке ничего не изменило. И когда внезапно с ее пера соскальзывает непреднамеренное «ты», она оставляет его, делая лишь мимолетную оговорку.

Она убеждена: сильные смотрят с улыбкой на переступающих границы – оборонительные тревоги им неведомы.

И ее «люблю» произнесено здесь совсем иначе, чем в письме Пастернака тому же адресату. «Я люблю Вас, – писал Борис Леонидович, – так, как поэзия может и должна быть любима, как живая культура славит свои вершины, радуется им и существует ими». Деликатность и воспитанность обрекают Бориса Леонидовича на сложные формулы вежливости. Хотя нет сомнения в том, что и его притягивало к Рильке чувство более личное, чем восхищение великим мэтром.

Цветаева, как всегда, говорит открытее, проще, увереннее – и ближе к истине; в этот момент ей дела нет до культуры в целом!

И Рильке не только не смущен тональностью цветаевского письма – он зачарован им.

Его второе письмо исполнено волнения и радости. С легкостью он принимает и перенимает ее «ты» – и делает со своей стороны огромный шаг навстречу, не скрывая испытанного потрясения и сердечной встревоженности.

Посылая свое первое письмо поэту, Цветаева проставила на нем опережающее число – намеренно или случайно, сказать трудно, – но эффект присутствия рядом пережит Рильке сполна.