Марина Цветаева. Неправильная любовь

В такси Марина назвала адрес пансиона, где жили Эренбурги — Прагерплатц. Вот здесь и состоялась настоящая встреча — с шумным красавцем Эренбургом, фонтанирующим радостью и заманчивыми планами. С шампанским, пирожными, какими-то знакомствами. Эренбурги — Илья Григорьевич и его жена — художница Любовь Михайловна Козинцева уступили гостям комнату в своем номере.

Эренбург радовался больше всех: он нашел Сергея, он способствовал изданию вышедших в начале года в Берлине Марининых «Стихов к Блоку» и «Разлуки» и продолжал опекать Цветаеву в литературных делах.

— Илюша, дай гостям хоть немного прийти в себя! Им надо с дороги переодеться, — остановила бурлящий поток мужниных планов Любовь Михайловна. И кивнула Марине:

— Приводите себя в порядок и спускайтесь в «Пратердиле» — там все наши.

— Мы умылись, а переодеваться, собственно, совсем не обязательно. И совершенно не во что. Мы идем с вами. — Поторопилась заверить Марина.

«Пратердиле» бурлила энергией, наподобие Монмартских богемных кафе. Это место стало богемным штабом и главным местом встречи Белинской художественной эмиграции. Здесь рекой лилось пиво, не прекращались дискуссии о судьбах мира и путях новой литературы, подписывались договора, завязывались знакомства и романы.

Вскоре москвичи сидели за столиком среди усердно дымящих литераторов. Илья Эренбург звоном ложечки о бокал восстановил тишину:

— Сегодня к нам присоединилась знаменитая Марина Ивановна Цветаева. С очаровательной дочерью. Только что из Москвы. Прошу любить и жаловать.

Улыбаясь, протягивая руки, к Марине подходили знакомиться. Многие уже знали Цветаеву, кто-то подарил Але букетик васильков «под цвет глаз». Кто-то говорил Марине комплименты. Мелькали лица, но одно оставалось в поле зрения, заслонив постороннее передвижение. Крупное, барское лицо с печатью порока и интеллекта. Теплая крепкая рука поднесла Маринину к губам, несмотря на ее легкое сопротивление и желание ограничиться лишь рукопожатием.

— Вы забыли? Я прибыла из пролетарского государства. Там ценятся не нежности холеной кожи, а трудовые мозоли и полное пренебрежение маникюром.

Но мужчина одолел сопротивление и, священнодействуя поцелуем, просиял искренней радостью:

— Эту руку целовать дозволенно только избранным. Рад, что попал, правда, путем легкого насилия, в число счастливцев. Ведь я давно мечтал познакомиться с вами, чуть в Россию не драпанул, а здесь — такой подарок судьбы! Приятным голосом он стал декламировать:

Моим стихам написанным так рано,
Что и не знала я, что я поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет…

— Марина Ивановна, продолжите. Просим! У вас получается куда лучше.

— Извольте. — Марина поднялась, чтобы дочитать стихи до конца. Писатель и издатель Марк Слоним, вскоре ставший ее многолетним другом, записал: «Она говорила негромко, быстро, но отчетливо, опустив большие серо-зеленые глаза и не глядя на собеседника. Порою она вскидывала голову, и при этом разлетались ее легкие золотистые волосы, остриженные в скобку, с челкой на лбу. При каждом движении звенели серебряные запястья ее сильных рук, несколько толстые пальцы в кольцах — тоже серебряных — сжимали длинный деревянный мундштук: она непрерывно курила. Крупная голова на высокой шее, широкие плечи, какая-то подобранность тонкого, стройного тела и вся ее повадка производили впечатление силы и легкости, стремительности и сдержанности. Рукопожатие ее было крепкое, мужское. Читала она спокойно и выразительно, донося до каждого смысл стиха».

…Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
— Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.

Марине аплодировали, подходили с выражением благодарности.

— Удивительно точно прозрели футурологическую ситуацию. Могу подписаться: в пыли ваши книги не заваляются! — заверил целовавший руку господин.

— Уже завалялись. Привезла целый чемоданчик неизданного.

— Наша вам огромная благодарность! Уровень эмигрантской поэзии взлетит на высоту. Позвольте представиться — Вишняк Абрам Григорьевич — издатель. Издательство «Геликон» — мое детище. А если хотите, и прозвище.

У него было молодое, красивое лицо холеного, уверенного в себе человека.