Читаем Марина Цветаева. Письма. 1928-1932 полностью

Сердечная просьба: 26-го мой доклад — Искусство при свете Совести [1599] (помните разговор осенью? то самое). Посылаю Вам 10 билетов с просьбой по возможности распространить — чем дороже, тем лучше, но не меньше 10 фр<анков> билет. Мы в самой черной нищете, живем вчетвером на Алины еженедельные 40 фр<анков> (figurines), то есть — гибнем. В Париж ходим пешком и т. д.

Оттого не писала и не бывала.

Обнимаю Вас и люблю

                             МЦ.

16-го мая 1932 г.


Впервые — СС-7. С. 150. Печ. по СС-7.

16-32. Н.А. Оцупу

Clamart (Seine)

101 Rue Condorcet

16 мая 1932 г.


          Многоуважаемый Николай Авдеевич,

Обращаюсь к Вам со следующей просьбой: 26-го в четверг я читаю доклад — Искусство при свете Совести. Не согласились ли бы Вы выступить в качестве собеседника? [1600] Мне кажется — тема привлекательная. Очень благодарна буду Вам за скорый ответ

                             М.Цветаева

(Краткое содержание доклада на днях появится в «Посл<едних> Новостях»).


Впервые — Марина Цветаева и Франция: Новое и неизданное / Под. ред. В. Лосской и Ж. де Пройяр. М.: Русский путь; Париж, Институт Славяноведения, 2002. С. 105–106 (публ. Л. Цибарт). Печ. по тексту первой публикации.

17-32. Г.П. Федотову

Clamart (Seine)

101, Rue Condorcet

16-го мая 1932 г.


          Глубокоуважаемый Георгий Петрович,

Обращаюсь к Вам со следующей просьбой: 26-го в четверг мой доклад — Искусство при свете Совести (основу которого Вы уже знаете через Эйснера) [1601]. Не согласились ли бы выступить в качестве собеседника? Мне думается — тема интересная, и возразить: вернее отозваться — будет на что́.

Очень благодарна буду Вам за скорый ответ.

                             М. Цветаева


Краткое содержание доклада на днях появится в Последних Новостях.


Впервые — Новый журнал. 1961. С. 164. СС-7. С. 427. Печ. по СС-7.

18-32. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Clamart (Seine)

101, Rue Condorcet

12-го августа 1932 г.


Дорогая Саломея, видела Вас нынче во сне с такой любовью и такой тоской, с таким безумием любви и тоски, что первая мысль, проснувшись: где же я была все эти годы, раз так могла ее любить (раз, очевидно, так любила), и первое дело, проснувшись — сказать Вам это: и последний сон ночи (снилось под утро) и первую мысль утра́.

С Вами было много других. Вы были больны, но на ногах и очень красивы (до растравы, до умилительности), освещение — сумеречное, всё слегка пригашено, чтобы моей тоске (ибо любовь — тоска) одной гореть.

Я все спрашивала, когда я к Вам приду — без всех этих — мне хотелось рухнуть в Вас, как с горы в пропасть, а что́ там делается с душою — не знаю, но знаю, что она того хочет, ибо тело = самосохранение. — Это была прогулка, даже променада — некий обряд — Вы были окружены (мы были разъединены) какими-то подругами (почти греческий хор) — наперсницами, лиц которых не помню, да и не видела, это был Ваш фон, хор, — но который мне мешал. Но с Вами, совсем близко, у ног, была еще собака — та серая, которая умерла. Еще помню, что Вы превышали всех на́ голову, что подруги, охранявшие и скрывавшие — скрыть не могли. (У меня чувство, что я видела во сне Вашу душу. Вы были в белом, просторном, ниспадавшем, струящемся, в платье, непрерывно создаваемом Вашим телом: телом Вашей души.) Воспоминание о Вас в этом сне, как о водоросли в воде: ее движения. Вы были тихо качаемы каким-то морем, которое меня с Вами рознило. — Событий никаких, знаю одно, что я Вас любила до такого исступления (безмолвного), хотела к Вам до такого самозабвения, что сейчас совсем опустошена (переполнена).

Куда со всем этим? К Вам, ибо никогда не поверю, что во сне ошибаются, что сон ошибается, что я во сне могу ошибиться. (Везде — кроме.) Порукой — моя предшествующая сну запись: — Мой любимый вид общения — сон. Сон — это я на полной свободе (неизбежности), тот воздух, который мне необходим, чтобы дышать. Моя погода, мое освещение, мой час суток, мое время года, моя широта и долгота. Только в нем я — я. Остальное — случайность [1602].


Милая Саломея, если бы я сейчас была у Вас — с Вами — но договаривать бесполезно: Вы меня во сне та́к не видели, поэтому Вы, эта, меня ту (еще ту!) навряд ли поймете. А та — понимала, и если сразу не отвечала, когда и где, если что-то еще длила и отдаляла, — то с такой всепроникающей нежностью, что я не отдала бы ее ни за одно когда и где.

_____

Милая Саломея, нужно же чтобы семь лет спустя знакомства, Вам, рациональнейшему из существ — я, рациональнейшее из существ…

Если бы я сейчас была с Вами, я наверное — ни рацио, ни семилетие знакомства, ни явная нелепость сна при свете дня — rien n'y tient! [1603] — достоверно — знаю себя! — врылась бы в Вас, зарылась бы в Вас, закрылась бы Вами от всего: дня, века, света, от Ваших глаз и от собственных, не менее беспощадных. — Сознание (иногда): неузнавание, незнание, забвение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное
О том, что видел: Воспоминания. Письма
О том, что видел: Воспоминания. Письма

Николай Корнеевич Чуковский (1904–1965) известен прежде всего как автор остросюжетных повестей об отважных мореплавателях, составивших книгу «Водители фрегатов», и романа о блокадном Ленинграде — «Балтийское небо». Но не менее интересны его воспоминания, вошедшие в данную книгу. Судьба свела писателя с такими выдающимися представителями отечественной культуры, как А. Блок, Н. Гумилев, Н. Заболоцкий, О. Мандельштам, Ю. Тынянов, Е. Шварц. Будучи еще очень юным, почти мальчиком, он носил любовные записки от В. Ходасевича к Н. Берберовой. Обо всем увиденном с удивительным мастерством и чрезвычайной доброжелательностью Чуковский написал в своих мемуарах. Немало страниц «младший брат» посвятил своим старшим друзьям — «Серапионовым братьям» — И. Груздеву, М. Зощенко, В. Иванову, В. Каверину, Л. Лунцу, Н. Никитину, В. Познеру, Е. Полонской, М. Слонимскому, Н. Тихонову, К. Федину. Особая новелла — о литературном салоне Наппельбаумов. Квартиру известного фотографа, где хозяйничали сестры Ида и Фредерика, посещали Г. Адамович, М. Кузмин, И. Одоевцева и многие другие. Вторую часть книги составляет переписка с отцом, знаменитым Корнеем Чуковским. Письма, известные до сих пор лишь в меньшей своей части, впервые публикуются полностью. Они охватывают временной промежуток в четыре с лишним десятилетия — с 1921 по 1965 год.

Корней Иванович Чуковский , Николай Корнеевич Чуковский

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное