Читаем Марина Цветаева. Письма. 1928-1932 полностью

— Er war Dichter und hasste das Ungefähre [979] — (можно еще и Ungefährliche [980]: от Gefahr, т. е. безответственное) — так и я в своих лабиринтах.

Простите за такое долгое лирическое отступление, но иначе Вам меня не понять.

Мне бесконечно жалко, что у меня нет на руках своих вещей — иных уже не достанешь — насколько легче было бы беседовать через океан. Ведь всякое письмо — черновик, не доведенный до беловика, отсылая — страдаю. А времени проработать письмо — нет. Всякое письмо сопровождается угрызением моей словесной совести (совести пишущего, а м<ожет> б<ыть> и са́мого слова во мне). Эта своеобразная и трагическая этика была дана мне — если не взамен, то в ущерб другой. Трагическая потому что ей ни в сем мире ни в том — что награды! ответа — нет. Так например я могла бы быть первым поэтом своего времени, знаю это, ибо у меня есть всё, все данные, но — своего времени я не люблю, не признаю его своим.

…Ибо мимо родиласьВремени. Вотще и всуеРатуешь! Калиф на час:Время! Я тебя миную. [981]

Еще — меньше, но метче: могла бы просто быть богатым и признанным поэтом — либо там, либо здесь, даже не кривя душой, просто зарядившись другим: чужим. Попутным, не-насущным своим. (Чужого нет!) И — настолько не могу, настолько отродясь ne daigne [982], что никогда, ни одной минуты серьезно не задумалась: а что если бы? — так заведомо решен во мне этот вопрос, так никогда не был, не мог быть — вопросом.

И вот — пишу Перекоп (к<оторо>го никто не берет и не возьмет п<отому> ч<то> для монархистов непонятен словесно, а для эсеров неприемлем внутренно) — и Конец Семьи (Семи — т. е. Царской Семьи, семеро было) [983], а завтра еще подыму на себя какую-нибудь гору.

Но одно: если существует Страшный Суд Слова — я на нем буду оправдана [984].

«Богатым и признанным» — нет, лучше бедным и призванным. Достойнее. Спокойнее. Вещи за себя мстят: я никогда не любила внешнего, это у меня от матери и от отца. Презрение к вещам. — Странная игра случая. Мать умирала в 1905 г., мы с сестрой были маленькие дети, но из молодых да ранних, особенно я, старшая, — и вот страх: а вдруг, когда вырастут, «пойдут в партию» и всё отдадут на разрушение страны. Деньги кладутся с условием: неприкосновенны до 40-летия наследниц. Начинается другая революция (наша) мне 22 года [985], — порядочно до сорока? Коммунисты (знакомые) мне предлагали: дайте расписки, мы вам деньги достанем, и «до сорока лет». Особые условия. Невозможно. Так пропали у меня 100 тысяч, к<отор>ых я никогда не только в глаза не видала, но и не ощутила своими (сорок лет!), не считая еще 100 тысяч или больше — наследство бабушки, к<отор>ая умерла в революцию [986], не считая двух домов — одного в Москве, другого бабушкиного, в хлыстовском гнезде Тарусе Калужской губ<ернии> — не имение, старый дом в екатерининском саду: чистая лирика, не считая потом всего золота, всех камней всех драгоценностей и мехов, к<отор>ые я сдавала для продажи на руки знакомым — казалось, друзьям — и которые — и те и другие — пропадали безвозвратно. Le hasard c’est moi [987].

И кормила меня, выручала меня, в конце концов, только моя работа, единственное что я в жизни, кроме детей и нескольких человеческих душ — любила.

Так было, так будет.

_____

От Бориса давно ничего. Он пишет припадками. Как бы я его хотела за границу! Продышаться. Тоже «игра судьбы» ему расплачиваться за Россию, когда он весь под знаком готической стрелы [988]. Тоже неравный брак. Ему платить по счетам современности, когда:

Какое, милые, у насТысячелетье на дворе? [989]

Если у меня совесть слова, то у него совесть — сроков.

_____

А чек поехал обратно на три недели. Так мне сказали, п<отому> ч<то> нет compte courant [990] (courant — куда? Как реки в море?) Была в страшном банке на страшном ездовом узле Concorde [991]. (Хорошо «Согласие», — всё врозь!)

Англичанин, прямо глядя в глаза: — «Qui êtes-Vous, Madame» [992]. Я, подумав: «Une réfugiée russe, Monsieur» [993]. Вот и поехал чек, опять через море.

Скоро Пасха, приедет на три дня муж из санатории, скоро мой вечер [994], м<ожет> б<ыть> потом удастся уехать в горы. Рядом с Château [995], где санатория, крохотный домик, к<отор>ый С<ергей> Я<ковлевич> облюбовывает для нас. С двумя козами.

Целую Вас. Простите за бессловность моей благодарности

                             МЦ.


<Приписка на полях:>

Недавно видела Вашу Пасадену [996] в кинематографе. — Красавица. — Пишите про природу и про погоду.


Впервые — Минувшее. С. 226–229. СС-7. С. 319–321. Печ. по СС-7.

13-30. С.Н. Андрониковой-Гальперн

Meudon (S. et О.)

2, Av Jeanned d’Arc

6-го апреля 1930 г.


                             Дорогая Саломея!

Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное
Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг.
Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг.

Книга представляет собой собрание уникальных документов, многие из которых публикуются впервые. Она посвящена истории взаимоотношений императора Николая II и великой княгини Елисаветы Феодоровны, начиная с 1884 г. и до открытия Марфо-Мариинской обители в 1909 г. Предлагаемый свод материалов поможет по-новому увидеть многие стороны жизни и служения последнего Русского Царя, Великой Матушки и их ближайших родственников. Исторические события конца XIX — начала XX в. предстают в изображении их главных участников.Для специалистов и всех интересующихся отечественной историей.

Андрей Борисович Ефимов , Елена Юрьевна Ковальская , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары / Публицистика / Эпистолярная проза / Прочая документальная литература / Документальное