Марина Цветаева. Письма 1933-1936

С последней строкой — не знаю, что делать. Во-первых Вы из трех вещей берете меньшую и всегда составную, т. е. отродясь пустую, как данность и са*мость — несуществующую. (Бог — Бог, дружба — дружба, а — счастье? И начинается: — Покой. — Отсутствие желаний. — Исполнение желаний — и т. д. Самой вещи — нет.) — итак, берете самую малую и выделяя ее — даже помимо ее личной малости — умаляете обе, другие — и себя. (Только-то!) Во-вторых — взамен чего? Что* это, в точности, значит? Человек перестал лгать, т. е. научился говорить правду, и сказал: Бога — нет, дружбы — нет, счастья — нет, и взамен получил счастье. Какое? Единственно-возможное: веру — и еще лучше — достоверность: Бог — есть, дружба — есть, счастье — есть. Так где же у Вас об этом сказано, если Вы это хотели сказать. (Если же не это — то не знаю что*.)

Всё будет спасено, если Вы в одной последней строке сумеете дать всю эту получку. «Господи, воззвах к Тебе и услыши мя»… Это, а не другое. Иначе — какая-то сделка: я — правду, а Бог мне — счастье. Разве Вы не чувствуете, что это вещи — несоизмеримые? Что Вы и Бога-то здесь умаляете. (А себя — так совсем продешевляете!)

Куда лучше: То неужели Бог ему бы не помог

                    И смерти не нашлось, взамен, для нас — у Бога.

(Пробовала: веры, верно, но — слабо. Чуда лучше, но — слишком уж элементарно. Но и вера и чудо — тысячу раз лучше счастья. А смерти — лучше всего, ибо чистое отчаяние. Вопль. — Думайте, ибо это совершенно меняет Ваш смысл. Смерть (прекращение муки) — как высшая награда. Хорош, должно быть — мир был. Хорош и есть.)

Стихи эти очень элементарные, их может спасти только острота и сила последней строки, к<отор>ая (все они — рассуждение) может быть только воплем.

— Думайте. —

_____

Но и о другом думайте — и решайте. На самых днях я должна буду сказать одному из устроителей писательских швейцарских поездок — когда хочу читать. Скажу — ноябрь — будет ноябрь — а ноябрь по всей вероятности 1) и п<отому> ч<то> подходящий для чтений месяц, и п<отому> ч<то> еще будет действовать мой 1936 года паспорт. Загадывать на 1937 г. — далёко. Особенно — на весну.

Мой друг, поймите меня: мне Швейцария не нужна: вне Вас — не нужна.

Но — не хочу лишать Вас Вашего парижского ноября, ноябрьского Парижа: у Вас друзья — дела — Вам в санатории надоело — Вы уже сейчас рветесь — что* будет через два месяца?

М<ожет> б<ыть> — так сделаем: сначала я свое отчитаю, а потом вместе поедем — в Париж? Лучше та*к, чем: сначала Ваш Париж, а потом — вместе в Швейцарию. По-разному — по-многому — лучше. Начнем с Вас: как бы мы ни встретились (в Швейцарии) — остается Париж, и Париж остается Парижем, т. е. либо радостью, либо необходимостью, либо развлечением — вне моего, в нем, присутствия. Учтите и свое сравнительно-здоровое, после долгой санатории, состояние. А из Парижа Вы поедете — растраченным — как зверь в берлогу, зализываться, обрастать мясом и мехом, а вдруг — Вам встреча со мной не даст всего, или хотя бы — того, что Вы ждали? — Физическая растрата, (возможная) душевная утрата, и перспектива санатории.

Для меня же — если наша встреча не удастся — Швейцария потеряет всякий смысл, т. е. — свой единственный. Это будет — повинность. Очень тяжкая.

Но, опять-таки, — решайте, как хотите — Вы. (Я знаю как трудно — хотеть.) Только — твердо и сразу. Если Вы уже твердо решили — к 1-му ноября, то мой план — не удастся, ибо до этого в Швейцарии побывать навряд ли успею. Но — на сколько, в таком случае, Вы едете в Париж? П<отому> ч<то> в декабре в Швейцарию мне — может оказаться — уже поздно. Тем более, что мне предстоит еще бельгийская поездка — и тоже осенняя. Так или иначе, я мысленно ноябрь оставляю на нас. Боюсь, что моя поездка придется на середину ноября, т. е. в самое для Вас неудобное время. Но все-таки что-то решить надо. Со дня на день (того господина зовут Фелькнер[1909] — он женевец — м<ожет> б<ыть> Ваш отец его знает) жду письма из Аннемасса — и тогда дело пойдет вне моей воли. Не забудьте, что я назначать — не могу. Перерешать — тем более.

— М<ожет> б<ыть> Вы все это совсем иначе увидите? Может быть Вам грустно будет ехать одному в Швейцарию (не забудьте: мой план — ехать вдвоем в Париж после моей Швейцарии, т. е. после нашей черновой встречи) — с чувством то*й или ино*й утраты, и, во всяком случае, без перспективы, — Парижа. Есть люди, которым от всего больно, по-всякому — больнее.

Да, да, иным всё удар. И эти Ваши стихи — сплошное sous le coup[1910]. А последнее слово третьего стихотворения мне напоминает слово какого-то маленького принца крови — в XVIII в<еке> — своей воспитательнице: Je t’aimerai — m*me mort.

Не — jusqu’* ma mort не: apr*s ma mort — a: mort[1911]. И это — пяти лет. (Больше ему — никогда не стало.) И как она могла — потом — жить?

_____