Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

— Меня в жизни никто никогда не любил.

После этого я вся, внутренне, встала и, если еще досиживала, то из чистого смущения за Вас.

(Когда я прочла: до гроба Ваш — я сказала: Я от него не уйду никогда, что бы ни было — не уйду никогда, я от него в Советскую Россию не уеду. Никуда. Никогда.)

_____

Теперь в двух словах: Вам было плохо и Вам показалось, что Вас все забыли. Вы меня окликнули — словами последнего отчаяния и доверия — я отозвалась всей собой — Вы выздоровели и на меня наплевали — простите за грубое слово, это та*к называется.

_____

Друг, я Вас любила как лирический поэт и как мать. И еще как я[2083]: объяснить невозможно.

Даю Вам это черным по белому как вещественное доказательство, чтобы Вы в свой смертный час не могли бросить Богу: — Я пришел в твой мир и в нем меня никто не полюбил.

                                       МЦ.

От меня Вы еще получите те — все — стихи[2084].


Впервые — «Хотите ко мне в сыновья?» С. 75–77. СС-7. С. 622–624 Печ. по СС-7.

115-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

31-го декабря 1936 г.


                         С Новым Годом, дорогие Унбегауны!

Здоровья, согласия, успеха!

Очень хочу знать что с Таней и очень хочу повидаться.

Обнимаю.

                                       МЦ.


Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 281. Печ. по тексту первой публикации.

116-36. Богенгардтам

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

31-го декабря 1936 г., четверг


                         С Новым Годом, дорогие Богенгардты!

Получила ваш привет через Штейгера и жажду вас всех видеть, давно жажду и вообще никогда не забывала, потому что навсегда люблю.

Всеволод, когда Ваш очередной свободный день? Зовите, пожалуйста! Хорошо бы на русскую елку, за наш с Муром приезд ручаюсь — как только и когда позовете. Но м<ожет> б<ыть> и Аля и С<ергей> Я<ковлевич> выберутся — ему очень трудно, он очень занят и никогда не может распорядиться своим временем, но если сразу и заранее назначите — может быть и отстоит себе несколько свободных часов. Я знаю, что он очень хочет вас всех видеть.

Приеду, по возможности, с подарками. И стихи привезу, т. е. своего французского Пушкина. Почитаем.

Пока же от всей души поздравляю и обнимаю вас всех и всем вместе и каждому в отдельности желаю всего самого, самою лучшего.

Любящая вас

                                       Марина


Ответьте. По возможности, тотчас же праздники очень разбираются. И мне хотелось бы, чтобы и С<ергей> Я<ковлевич> смог освободиться, а это он может только заранее.

_____

Будете писать, сообщите остановку метро и № автобуса. Я от разу до разу всегда забываю.


Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.

117-36. А.С. Штайгеру

31-го декабря 1936 г., 9 ч<асов>, начало 10-го вечера, четверг


Как Вы встречаете Новый Год, мой сын, которому я не понадобилась — распонадобилась. Я понимаю, что можно не хотеть такой женщины как я (неженщины), но — как матери. Загадка все-таки: и поэт, и мать, и стихи, и забота, и еще я, и все это — даром, без всяких требований — и надежд — а просто: дай себя любить, дай себя — давать, дай мне себя тебе дать. Без угроз частых посещений, с одной только угрозой частых писем. Но тогда ведь их можно не читать, не очень — читать.

Но чтобы я, со всем, что есть во мне — вообще, и во мне — к нему, — так, вдруг, оказалась ненужной, совсем ненужной, не нужнее любого товарища и любой дамы, с которой познакомят — загадка — задача. Не решу — нет средств.

Или же: у него нет — рук.

Но что же эти (летние) руки — протянутые? Эти — вопли? Эти — зовы — (сейчас, сейчас)? Или на минуту выросли руки (как в сказке вырастают крылья). …Миф Икара (воск)[2085].

Где еще — такая сказка? Такой миф? Юноша — старшую (но не старую) позвал — из смертной муки — та отозвалась — всей собой — ничего не произошло, т. е. еще до встречи — тот — на этот ответ — замолчал, та, которую звали, то, о чем вопил — не понадобилась, не понадобилось: разпонадобилось без всяких причин.

Как можно обрести такую мать — и потом без нее обойтись? Без моих писем, без моей мысли, без моего заочного постоянного присутствия — такого просторного.

_____

Неужели трудно быть любимым?

Мне, любящей, трудно (быть любимой) — не ему. Или — может быть — он тоже — любящий (порода, призвание). И — нет. Любить — это не только быть распластанной, это <письмо оборвано>


Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 105–106).

Дополнение

Дополнение

1929


26а-29. С.В. ПОЗНЕРУ

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

9-го марта 1929 г.


                         Милый Соломон Владимирович,

Сердечное спасибо за досланную сотню, а я уже отчаялась и как раз накануне упомянула о ней в новом прошении, — хорошо бы вычеркнуть[2086].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное