Читаем Марина Цветаева. Письма 1933-1936 полностью

Я нарочно пишу о Вас плохо, чтобы Вы знали что я не вслепую дружу с Вами — тогда (для Вас) цены нет! От дружбы через плохое — к через болото (и просто за поэтичность) как через болото — радуга (и под каждым концом радуги — клад, то потому она и встречает: держит. Радуга (целое) есть эманация двух кладов — т. е. обе стороны. От клада к кладу, — та*к я Вас чувствую. Радуга есть протянутые руки сокровищу).

Я не могу защищать четырех оставленных девушек и ошельмованных друзей которых бы я сама не любила. Вот если бы Вы такую (ТАКОЕ) как я — оставили…

<нрзб.> (простите за гиперболу, но есть такая весть, на которой все равны) иначе пришлось бы ежесекундно судить Пушкина, и презирать его, а <зачеркнуто: положить на весы, что ценнее: — страдать> я не хочу, т<ак> к<ак> Пушкин мне — такой какой есть — дороже всех кого он унизил раз, всех кого я уважаю — два, потому что Пушкину я благодарна, то ему (то есть поэтам, поэту) из всех мне делавших добро, и благодарна.

Я бы хотела, Эйснер, пойти с Вами на Symphonie inachev*e[813], где доля поэта (вся — всех поэтов) как на ладони.

С Вами я хочу по возвышении <нрзб.>

До свидания.

                                       МЦ


Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).

56-34. К.П. Кротковой

Vanves (Seine)

33, rue Jean-Baptiste Potin

5-го Окт<ября> 1934 г.


                         Милая Кристина Павловна,

Вот мой паспорт с большой просьбой: тотчас же выписать, и выписать задним числом, т. е. что уехала я в первых числах октября (возможно — позже!), а то меня здесь, в Ванве, оштрафуют за неявку[814]. Я думаю, и даже очень надеюсь, что мэр не знает — или не помнит — когда я уехала. Не знаю, как лучше: обманом с ним, или правдой — с нею, — раз Вы с ней дружите.

Муж, как приехал, заболел — головная боль и 40 с лишним, докторша сказала, что вроде солнечного удара, — только вчера встал. Сошлитесь, если будете говорить с ней, на его болезнь.

Но хорошенько подумайте, а то я очень боюсь штрафа.

Сердечный привет вам обоим. Если можно, верните заказным, при встрече сочтемся.

                                       МЦ.


Впервые Минувшее. С. 381. Печ. по тексту первой публикации.

57-34. К.П. Кротковой

Vanves (Seine)

33, rue Jean-Baptiste Potin

7-го Окт<ября> 1934 г.


                         Милая Кристина Павловна,

Большая просьба: не могли бы Вы на машине доставить наши ведра (и щетку, и вешалку) куда-нибудь в Париж, по какому-нибудь адресу, где бы мы могли их ваять.

Началась топка и обнаружилось, что у нас ничего нет для золы и угля, т. е. ведра срочно нужны. Вот я и вспомнила свои эланкурские.

Ответьте мне, пожалуйста, поскорее: возможно ли это, а если возможно — то где и в какие часы можно будет вещи взять? А то мы завалены и залиты золой — по всем углам и ящикам, и страшная грязь в квартире и на лестнице. А новые покупать — я и так уже 30 фр<анков> истратила на разные печные щиты и т<ому> п<одобное>.

Очень прошу Вас, если можно, оказать мне эту большую услугу.

И «Совр<еменные> Зап<иски>» кончаются: ныне получила письмо от Руднева[815]. Следующий № — последний. Даю «Мать и музыку» — как лебединую песнь. Может быть — и бесплатную.

Желаю удачи с сыновней школой и родительской оранжереей!

Сердечный привет обоим и даже — троим.

                                       МЦ.


А пса не завели? Огромноголового? Кошка — живет.

Итак: адрес и часы, когда всегда кто-н<и>б<удь> есть, чтобы взять. А м<ожет> б<ыть> и фамилию того места, чтобы списаться. (Помнится, Вы мне писали, что где-то па Italie[816], но страшно ехать в такую даль, не зная дома ли).


Впервые — Минувшее. С. 381–382. Печ. по тексту первой публикации.

58-34. О.С. Франкфурту и К.П. Кротковой

16-го Окт<ября> 1934 г.

33, rue Jean-Baptiste Potin

Vanves (Seine)


                         Дорогие Франкфурта,

Самое сердечное спасибо за паспорт, — всё обошлось благополучно и даже (тьфу, тьфу!) блистательно, бет малейшей задержки[817].

А сколько событий (покойников!) с нашего расставания!

Вчера с величайшим трудом уплатили терм, когда-н<и>б<удь> расскажу о глубочайшем свинстве (хотя прилагательное здесь неудачно!) «Посл<едних> Новостей»[818].

У Мура громадный нарыв под ногтем и в школу сейчас не ходит, п<отому> ч<то> ни писать, ни драться не может. Учится дома (временно). Я насквозь простужена, — у нас страшный холод, а угля нет и долго не будет, ибо я уже три мес<яца> ничего не зарабатываю. («Совр<еменные> Зап<иски>» потеряли мой адр<ес>, и книга выходит без моей «Музыки»[819]).

Очень рада, что обошлось с Павлушиной[820] школой. Да! Книга Р<имского>-Корсакова выписана из Москвы[821]. Не покупайте.

До свидания и еще раз спасибо за все. Простите за бессвязное письмо и ужасное перо.

Сердечный привет от всех нас.

                                       МЦ


Как Ваш новый адр<ес>? (Хозяин).


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное