Марина Цветаева. Письма 1937-1941

Настоящим ходатайствую, в случае если невозможно сейчас получить всего мне принадлежащего багажа, о разрешении на получение мною из него самых необходимых мне и сыну зимних вещей, без которых я не вижу, как мы перезимуем.

О Вашем решении по этому вопросу очень прошу поставить меня в известность[496].

                                         Марина Цветаева

Ст<анция> Болшево Северной ж<елезной> д<ороги>

Поселок Новый Быт

дача 4/33

Марина Ивановна Цветаева

31-го октября 1939 г.

Впервые — Литературная газета. 1992. 2 сент. (публ. М.И. Фейнберг и Ю.П. Клюкина). СС-7. С. 659. Печ. по СС-7.

25-39. А.А. Фадееву

<Не ранее 20 декабря 1939 г.,

Голицыно, Дом отдыха писателей>

               Уважаемый товарищ Фадеев,

Пишу Вам из Дома Отдыха Писателей в Голицыне, где Литфонд[497] временно (по 12-ое февраля) устроил нас с сыном, в приснятой комнате, с полным пансионом в Доме Отдыха.

Пишу Вам по следующим двум <зачеркнуто: неотложным> насущным для меня делам.

Первое дело — мой литературный архив[498], вместе с остальным моим багажом лежащий на таможне уже 5 месяцев и очевидно арестованный до окончания следствия над моей дочерью[499], арестованной 27-го августа и до сих пор сидящей в Центральной Тюрьме[500].

В мой литературный архив входят: рукописные тетради неизданных стихов, черновики, оттиски напечатанных заграницей вещей (прозы, поэм, отдельных стихов), мои переводы на французский Пушкина[501], мои переводы на французский русских и немецких революционных песен[502], письма ко мне поэта Райнера Мариа Рильке и предсмертное его, нигде не напечатанное стихотворение <сверху: элегия>[503], письма ко мне Бориса Пастернака с 1922 г<ода> — 1937 г<од>[504], мои дневники и записные книги, вообще — вся моя литературная работа за 17 лет, привести в порядок которую мне стоило целой зимы. Все, кроме печатных оттисков, — невозвратно.

С багажом, а следовательно и архивом, дело обстоит так.

По указанию парижского консульства все было мною сдано в транспортную контору. Адресовала я багаж на имя и адрес дочери — Ариадны Сергеевны Эфрон — Мерзляковский 16, кв<артира> 27[505] — так как не знала ни места, где буду жить, ни фамилии, под которой буду жить[506].

2 месяца по приезде, т. е. до 20 чисел августа я была без бумаг, поэтому добыть багаж, пришедший 22 июля — не могла. Тотчас же по получении паспорта я, с доверенностью моей дочери, засвидетельствованной по месту ее службы[507] (все документы у меня хранятся) отправилась на таможню, но там мне сказали, что не хватает пограничного свидетельства. Пограничного свидетельства у меня не было, п<отому> ч<то> я ехала специальным пароходом (испанцами)[508]. Тогда таможня мне указала, что надо получить взамен его письменное разрешение на получение багажа, от учреждения, которое меня переправляло. На <зачеркнуто: мои многократные просьбы>^{205} мою просьбу (через близкое лицо[509], ибо личных встреч у меня из этого учреждения не было ни с кем) мне <зачеркнуто: многократно> было сказано <сверху: отвечено>, что такое разрешение будет. <зачеркнуто: Прошло неск<олько> дней> Но 27-го августа — арестовали мою дочь, и моя забота о багаже на несколько дней, естественно, заглохла.

<Зачеркнуто: С 1-го сентября 1939 г<ода> по 10-ое октября мне, через моего мужа, многократно было сказано <сверху: передано>, чтобы я о багаже (и архиве) не беспокоилась, что мне всё выдадут. >

В начале <сверху: половине> сентября я передала через мужа———^{206} письмо[510], где точно излагала все обстоятельства (отсутствие паспорта и разрешения) помешавшие мне получить багаж во время и опять просила о выдаче мне разрешения. Ответ (устный) был: пусть не беспокоится о своем багаже — она его получит. Но так как разрешения всё не получалось, я несколько раз устно еще раз напоминала и ответ неизменно был: — получит.

10-го Октября арестовали моего мужа, и я уже стала напоминать о багаже через сожителя по квартире Львова[511] — знавшего начальника моего мужа[512]. Сначала ему сказали, что мне всё выдадут полностью, но к концу Октября, при моем повторном напоминании, мне было сказано, что мне придется подождать до окончания следствия над моей дочерью.

Тогда я через Львова передала письмо[513] где просила разрешить <зачеркнуто: мне> взять необходимые вещи, мои и сына (теплое белье, обувь и т.д.) и сберечь мой архив. Ответа не последовало, ибо Львов был арестован 7-го ноября и всякая связь порвалась.

А ныне уже 20-ое декабря, и багаж (следовательно и архив) лежит на таможне уже ровно 5 месяцев, при чем я понятия не имею, дано ли было соответствующим учреждением распоряжение о его сохранности, справиться о чем не имею ни малейшей возможности, ибо не знаю ни одного имени.