Марина Цветаева. По канату поэзии

Фрактал – это математическая структура, составленная из нескольких частей, каждая из которых подобна всей фигуре целиком, и так до бесконечности; в идеале все деревья – фракталы. Этот образ решительно отличается от векторной символики образа дерева из более раннего стихотворения («В сновидящий час мой бессонный, совиный…»; 2: 17–18). Подробнее о символике дерева в поэзии Цветаевой см.: Ревзина О. Г. Деревья в поэтическом мире Цветаевой // Безмерная Цветаева: Опыт системного описания поэтического идиолекта. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2009. С. 45–55; Gillespie A. D. The Last Stump and the Forgotten Leaf: Images of Trees in Marina Tsvetaeva’s Poetry of Identity and Alienation // Festschrift for Barry Scherr / Ed. John Kopper and Michael Wachtel. Bloomington, IN: Slavica, 2015 (в печати).

Вернуться

273

Briefwechsel: 158; Письма 1926 года: 127.

Вернуться

274

Эти темы являются организующими началами поэтических шедевров Рильке, «Дуинезские элегии» и «Сонеты к Орфею», которые он послал Цветаевой при начале переписки. Общий анализ этих циклов см. в: Brodsky P. P. Rainer Maria Rilke. P. 138–163.

Вернуться

275

Письма 1926 года: 128, пер. З. А. Миркиной.

Вернуться

276

И Анна Тавис, и Ольга Питерс Хейсти интерпретируют «Элегию Марине Цветаевой-Эфрон» как «предостережение» Цветаевой, направленное против ее «собственнического инстинкта» по отношению к Рильке, а также как указание на его желание прекратить переписку; обе исследовательницы согласны в том, что Цветаева именно так восприняла «Marina Elegie». Не могу согласиться с такой интерпретацией. Мне кажется, что Рильке тут скорее искренне выражает свою жизненную мудрость и приобретенное за долгие годы умение оставаться спокойным, зная, какой ценой достается эта мудрость, и желая – практически на смертном одре – поделиться ими с Цветаевой, которая, как чувствуется по ее письмам, нуждается в утешении и поддержке. Цветаева, со своей стороны, с открытым сердцем принимает этот дар.

Вернуться

277

Дословный перевод.

Вернуться

278

В ряде печатных источников приводится вариант «wie Lerchen», однако в автографе из письма Рильке к Цветаевой, зафиксирован вариант «wir Lerchen», см.: Письма 1926 года. С. 187.

Вернуться

279

Замечу кстати, что иногда Цветаева и сама использует образ цветка в аналогичном символическом смысле (в связи со своей фамилией) – факт, который не был отмечен в статьях, посвященных ее ономастической поэзии и сфокусированных прежде всего, на языковых играх поэта со своим именем и отчеством. В качестве примеров использования образа цветка см.: «Идешь, на меня похожий…» (1: 177), «Цветок к груди приколот…» (1: 246), «Поэма Конца» (3: 35). Всюду здесь цветок, символ поэзии, ассоциируется с кладбищем, кровью и болью.

Вернуться

280

Сублимация сексуальной любви – центральная тема в жизни и в творчестве Рильке: «Со временем Рильке выработал собственное представление об идеальной любви, gegenstandslose или besitzlose Liebe (беспредметная любовь или любовь без обладания). Это состояние, в котором любящий (чаще – любящая) столь силен и уверен в своей любви, что объект, конкретный человек, становится излишним. Любящий, так сказать, любит вовне, это эманация чистой энергии, любовь чистая, непереходная <…>. Конечно, есть мнение, что разрабатывая эту теорию, <…> <Рильке> создавал поэтическое и философское оправдание собственной неспособности в обычном смысле принимать любовь и отвечать взаимностью» (Brodsky P. P. Rainer Maria Rilke. P. 33).

Вернуться

281

В своих лирических стихотворениях Цветаева несколько раз при описании рая использует эпитет «круглый»; в другом месте «Новогоднего» она обращает внимание на сходство русского слова «рай» с первым именем Рильке (Райнер).

Вернуться

282

В эссе 1927 года «Твоя смерть» (5: 186–205), написанном вскоре после «Новогоднего», Цветаева также утверждает, что смерть Рильке объединяет все разрозненные человеческие смерти в единое целое и изгибает линейность времени, превращая его в бесконечный круг: «Многие в одной <могиле> и один во многих похоронен. Там, где сходятся твоя первая могила и последняя – на твоем собственном камне, – ряд смыкается в круг. Не только земля (жизнь), но и смерть кругла» (5: 186). Замечательный анализ эссе «Твоя смерть» см. в: Hasty O. P. «Your Death» – The Living Water of Cvetaeva’s Art // Russian Literature. 1983. № 13. P. 41–64. Хейсти показывает, что структурным принципом эссе служит симметрия противоположностей, где Рильке играет роль центральной оси, на которой все держится, и что эту структуру можно проследить на всех уровнях текста.

Вернуться

283

В письме к Цветаевой от 19 августа Рильке не без иронии уподобил ее и себя половинкам гнезда, в котором обитает «большая птица, хищная птица Духа» (Briefwechsel: 236; Письма 1926 года: 195).

Вернуться

284