—
—
— Откуда ты это знаешь? — прижав ладонью рукопись, спросила Марина, глядя на Владимира.
— Что именно? — он поднял голову и отложил в сторону гитару.
— Ну вот что именно говорили мне подруги, что ты сумасшедший и что я дура. Разве я тебе все это рассказывала?
— Об этом не так уж трудно было догадаться. А что, разве тебе такое не говорили твои добрые подружки? — Высоцкий, тепло и мягко улыбаясь, любовался Мариной, которая уютно, очень по-домашнему устроилась на дряхлой, скрипучей чужой тахте в очередной чужой квартире и, подперев рукой свою золотую голову, читала его «Удивительную историю, которая произошла с очень молодым человеком из Ленинграда и девушкой из Шербура». Всего несколько страничек текста, то ли фрагменты повести или сценария, то ли заявка на него. Что это, Высоцкий сам толком не знал. Жанр как таковой его вообще не интересовал. Главное — Марине нравилось то, что он написал или списал с их собственной «удивительной истории».
Но ей ведь действительно была по душе его новелла, чем-то напоминавшая сюжет романтической картины «Шербурские зонтики», которая недавно побила все сборы советского кинопроката. Фильм о любви — и больше ни о чем. А зачем еще что-то, если есть любовь?..
Прочитав Володины прозаические наброски, Марина чутьем профессионала (многолетнее общение с продюсерами все-таки дало свои плоды) поняла, что, возможно, это есть их реальный шанс. Это можно и нужно снимать! Риска никакого. Материал «Истории» изначально предполагает широкую аудиторию и в России, и во Франции, а при удачной рекламной раскрутке — и в Европе. От кого здесь зависит судьба фильма? Романов?[21]
А кто это?..О, так я его прекрасно знаю! И он должен меня помнить. Если не по фильмам, то хотя бы по тому, как я ему помогала в Париже устраивать прием. Я не знаю Романова?! Смешно… Год назад, когда я увидела, на каком уровне в советском посольстве готовился прием для французской светской публики, то в ужас пришла: водка, икра, балалаечники — и все!.. Да этих посольских засмеяли бы. Не в лицо, разумеется, а потом — в газетных комментариях. Потешался бы весь Париж… И потом, самое главное — они понаприглашали каких-то никому не известных людей, совсем не того уровня, чье мнение в обществе не имеет никакого веса, от которых ничего не зависит. В общем, все организационные хлопоты я, конечно, взвалила на себя. И финансовые расходы, кстати, тоже…
Но в Москве добиться приема у Романова даже ей оказалось не так-то просто. Правда, советский министр кино Марину все-таки вспомнил, назначил время и при встрече старался проявить максимум любезности. Поинтересовался впечатлениями о Москве, наговорил кучу комплиментов, спросил о проблемах.
Пока Марина говорила, Алексей Владимирович распорядился накрыть столик в комнате отдыха — «кофе, ну и все, что полагается», угощал армянским коньяком, предлагая выпить за дружбу и взаимообогащение двух культур. Странно, но Маринина идея сделать совместный фильм сразу привела его в восторг и вызвала бурю энтузиазма. Мысль замечательная, сюжет превосходный, и вы опять будете сниматься в Советском Союзе! Автор Высоцкий? Хорошо, пусть Высоцкий.
Главное: «Вы, Марина Владимировна, самая надежная гарантия европейского успеха нашей картины! Только надо будет тщательно продумать, как это все получше устроить. Но с вашим-то именем, вашими связями…» Напоследок даже блеснул лингвистическим изыском: «Ну, вы-то, Марина Владимировна, компрене ву?..»
Она, в отличие от Высоцкого, еще не все понимала. А Владимир, выслушав «отчет о встрече в верхах», уверенно сказал: «Ничего не будет, вот увидишь».
Потом протянул ей свежий номер «Советского экрана»:
— А что же ты скромничаешь, ничего не говоришь? У тебя, оказывается, новая картина вышла. — Он ткнул пальцем в рецензию: