Маринелла и король Милагро

– Кажется, мы крепко влипли на этот раз, хотя – давно пора, столько раз ходили по краю могилы, нам не может везти вечно! Кстати, только я заметил,  что нам  все время везет в последний момент? Или кому-то еще это кажется странным? – спросил Мишель, пока Марисоль пыталась привести Венсана в чувство, что было весьма сложно сделать – кровь не останавливалась, а сознание не возвращалось. Если так продолжится – бедняга не доживет и до казни! Оно и к лучшему…  Женщина подняла глаза.

– Если уж завтра умирать, может, хоть признаешь, что любишь меня? – устало спросила она.

На лице Мишеля тут же отразилось возмущение.

– Ну, уж нет! С какой стати? – он вызывающе скрестил руки на груди, – Предпочту пройти через казнь хоть двадцать раз, чем лгать перед смертью! А вот тебя твой любовник-граф может еще и пощадит, если хорошо попросишь!

Марисоль с негодованием отвернулась, понимая, что этого горбатого точно исправит только могила.

Через несколько дней они были доставлены в поместье графа Монтелеони, где в день казни на площади небольшого поселения близ Езоло собралось необычайно много народу: в основном это были, конечно же, любопытные зеваки, которым не терпелось поскорее посмотреть на казнь, ведь других развлечений в городке все равно не было. И потому местные жители принарядились и в большинстве своем пребывали в отличном настроении. Но были и те, кто сочувствовал Предводителю, памятуя о мятеже, о том, что этот человек пытался восстать против самоуправства дожей, помочь простому народу и теперь должен умереть за свою храбрость. В общем, мнения разделились, но горячо обсуждали происходящее все без исключения, а уж сколько сплетен родилось в тот день – не счесть!

– Говорят этот Шамет – и есть сам морской дьявол! – сказал кто-то полушепотом, – Будто он трижды оплыл вокруг света!

– Ага, я тоже слышал! – подтвердил другой крестьянин, – Причем, люди говорят, без парусов и без штурвала!

– Как есть душу продал, – перекрестилась старуха рядом.

– Не знаю насчет Шамета, а его подружка продала душу черту и стала ведьмой, это уж наверняка! – добавила ее спутница помоложе. – Всю жизнь по морям таскалась и грабила, а все вполне хороша!

– Есть на что взглянуть! – хором согласились мужчины.

Так обсуждали горожане и крестьяне предстоящую казнь, а знать уже занимала лучшие места на возвышении, среди них были и специально прибывший на один день ради такого события граф Монтелеони со своим вечным спутником Ванди: оба сияли от счастья, готовясь увидеть долгожданное зрелище. Причем, сложно сказать, кто радовался больше. Ванди до сих пор злился за похищенный корабль, за побег Маринеллы, которую он столь любезно преподнес своему господину, да и просто любил казни, особенно казни смутьянов и бунтарей. Сам-то он был верным слугой, этого не отнимешь! Монтелеони же не мог простить Предводителю слишком многое: восстание, побег, неуловимость. Победу в том поединке. Но главное – не мог простить ему Маринеллу! Он искренне не понимал, как могла мятежная графиня отказать ему, почтенному человеку, влиятельному дожу, и выбрать пирата, у которого нет другого будущего, кроме веревки с петлей? Казнь Шамета его мало интересовала – пират должен быть повешен, это же ясно. Что касается Марисоль… Эта женщина, и правда, ведьма, пусть же отправляется в ад! В конце концов, если бы она не помогла бы графине Д’Алесси бежать, Маринелла и сейчас была бы с ним.

Виселицы меж тем подготовили, а повозка с пленниками уже въехала на площадь. Все трое они были связаны, Марисоль – с распущенными по плечам спутанными волосами, Венсан Жослин и вовсе имел жалкий вид, хотя его и переодели в свежую широкую рубашку, чтобы скрыть раны от народа. На телеге с ними примостился еще один приговоренный – он не имел отношения ни к мятежникам, ни к пиратам, но его решили повесить заодно, чтобы не собираться лишний раз из-за одного ничем не примечательного преступника. Толпа загудела, послышались проклятья, хотя иногда кто-то выкрикивал и слова сочувствия, а какая-то женщина подняла руку и осенила несчастных крестом.

Иногда крики толпы заглушало лошадиное ржание: неподалеку находился загон, где паслись молодые жеребцы, предназначенные для продажи на рынке.

Вскоре появился священник, он торопливо прочитал молитву и перекрестил осужденных, напутствуя раскаяться, прежде чем предстанут перед Создателем, после чего на помост взошли палачи: их лица по традиции были закрыты.

Монтелеони сделал знак рукой и не смог сдержать радостной улыбки, несмотря на всю серьезность момента. Несколько гвардейцев вытащили пленников из повозок и волоком подняли на помост, передав в руки палачей, которые заставили тех занять нужное место, а после набросили петли на шеи осужденных.