Маринкина любовь

Маринка похлопотала еще некоторое время на кухне и решила, что ей тоже пора лечь. Переоделась, на всякий случай закрыла дверь на защелку. Улеглась в постель, но сон не шел. Минут через пятнадцать, когда в доме стало совсем тихо, она услышала под своей дверью шаги. Дверь осторожно попытались открыть, но она не поддалась.

— Маринка! Это Серега. Открой, знаю ведь, что не спишь. Как вообще без мужика можно спать? Открой…

— Проваливай, Серега, проспись. А то Наташе все завтра расскажу. Не поздоровится тебе.

Серега еще немного потоптался под дверью, ругаясь под нос, потом ушел спать. Маринка села в постели и прислушалась. Через некоторое время из соседней комнаты донеслось чье-то ровное сопение. Ну слава богу!

Но не тут-то было!

— Марин, ну что ты, в самом деле? Открывай! Это я… Теперь под дверью стоял Димка.

— Дим, я устала. Иди спать.

— Ну Марин…

— Серега проснется. Утром все Наташке расскажет. Иди-иди…

Димка вздохнул и послушно ушел. Голубева рассмеялась про себя. Спать уже не хотелось вовсе. Она лежала, всматриваясь в сумерки за окном, и думала о том, какая была дура, когда сделала аборт. Был бы у них сейчас ребеночек, светловолосая Наташка, сестричка Илье, и ничего больше в жизни не надо было бы. Может, еще удастся родить?

Минут через сорок из соседней комнаты донеслось шевеление, кто-то тяжело встал и подошел к двери:

— А плевать мне на Наташку! Открывай! Я на тебя с первого дня смотрю, какая ты красивая и несчастливая!

— Иди прочь, Серега! Сейчас Димку разбужу.

— Не разбудишь! Он храпит как паровоз. Полный тюфяк! Открывай!

— Серега, ты меня знаешь. Сейчас в лоб получишь. Проваливай. А то ночь в милиции закончишь.

Хрупкая дверь прогнулась несколько раз под Серегиным нетрезвым натиском, но выдержала.

— Ишь какая недотрога! Больная небось. Вот другая на твоем бы месте…

— Вот к другим и иди. И вообще, не больная я, а беременная. Беременных не трогают. Иди спать.

Этот аргумент оказался самым действенным. Серега тут же затих и ушел. Маринка села в кровати и отдышалась. Только скандала с Наташкой по такому поводу не хватало! Ночь медленно катилась к рассвету. Она подошла к окну, распахнула его. И в этот момент внизу, под самым окном, раздался тихий шум и мелькнула какая-то мужская фигура. Через мгновение кто-то уже висел снаружи, держась за ее подоконник. Маринка пригляделась и ахнула.

— Димка, ты с ума сошел? Ты же Серегу разбудишь…

— Не разбужу. У меня большой опыт… Не впускала, так я сам к тебе влез!

Маринка рассмеялась и вместе с Димкой упала на кровать. Они занимались любовью до самого рассвета.

Проснулась Маринка, когда солнце было уже высоко.

— Дим, вставай, Дим! — начала она трясти друга. — день на дворе. Наташка с Юлькой скоро приедут. Да вставай же!

Димка, улыбаясь, потянулся и обнял Маринку. Солнечные зайчики бегали по его лицу.

— Как хорошо! Разве уже пора вставать?

— Пора, пора! — Маринка, отбившись от его объятий, спешно одевалась, выглядывая в окно. — Что мы Сереге скажем?

— Да пошел он…

Когда они вдвоем, счастливые и заспанные, вышли на крыльцо, Серега уже ковырялся на улице. Он был зол и мрачен. Перед ним стояла пепельница, до краев набитая окурками.

— С добрым утром!

— С добрым! — отозвался он, разглядывая парочку. — Кто-то, кажется, собирался вставать в пять утра и копать огород. Я по вашей милости глаз не сомкнул! Неужели нельзя было потише? Всю ночь испортили!

— Ты понимаешь, Сережа, — начала оправдываться Маринка, но Димка наступил ей на ногу:

— Не стоит!

— С виду такая строгая, недоступная! А на деле б…. как и все бабы, — констатировал Серега. — Ты мне только объясни, почему с ним, а не со мной? И как же то, что ты мне ночью сказала?

— Сережа, это не то, что ты думаешь…

— Да! Как интересно! Вот держи лимон, съешь, чтобы рожа так не светилась. А то Наташка приедет — удивится очень.

— Понимаешь, мы с ним уже давно… Много лет…

— Ах даже так! Ну и хрен с вами.

Этого Серега явно выдержать был не в состоянии. Он чертыхнулся и пошел в дальний угол огорода, заложив руки в карманы. Вскоре к нему присоединился Димка. Они остервенело кидали землю лопатами, не глядя друг на друга, как будто соревновались в перевыполнении стахановского плана.

Во второй половине дня приехала Наташка с дочерью и только руками развела:

— Ну и работники! Не верила, что вы и половину-то участка вспахать успеете, а вы уже почти весь обработали. Наверно, с раннего утра трудитесь?

— Да уж, — хмыкнул Серега, — только кто трудится на участке, а кто и еще кое-где.

Когда сели обедать, Наташкин муж все время, как будто пытаясь что-то понять для себя, придвигал Маринке то ароматный борщ, то тарелку с соленой рыбой. Та морщилась и отворачивалась, а в конце концов выбежала в туалет.

— Обрати внимание, Наташа, на нашу недотрогу. Ты не знаешь, что с ней такое?

— Да как обычно. — Наташа пожала плечами. — Чересчур чувствительная.

— Ничего подобного, — с видом знатока произнес Серега, — это кое-что похуже.

— Заткнулся бы ты, — устало сказал Димка.

— Так, может, ты, Митюха, нам что-нибудь расскажешь? Колись, партизан!