Марион: история ведьмы (СИ)

Эллин Крыж Марион: история ведьмы

1. ПОСЛЕ ЗИМЫ

Зеленеющая первой весенней травой симпатичная лужайка, усеянная живописными обломками скал, на самом деле была не излюбленным местом пикников и воскресных прогулок для жителей деревушки Сан-Квентин-эн-Ивелин, а их старым кладбищем. Но под веселыми лучами дневного солнца навевала далеко не мрачные мысли.

Это был один из самых первых, по-настоящему теплых весенних дней нынешнего года, и холмики, покрытые еще светлым, негустым ежиком молодой травки напоминали о жизни. Они вызывали перед мысленным взором картины густой зеленой листвы, высокие заросли трав, буйство цветов и всю прочую сентиментальную чепуху, на очарование которой голодные люди так падки после жестокой зимы. Весенняя мелодия украдкой щекочет им сердце и всё — сколько угодно можете думать о грустном и гулять по кладбищу — надежду вам истребить никак не удастся.

Весна ставит нас в положение зрителей попавших на первое действие спектакля. Занавес уже поднят, действие началось… попробуйте, выйдите из зала в такой момент! Ведь еще ничего не ясно, что будет дальше. Возможно, что-то действительно будет. И ожидание уже захватило вас. Надо во что бы то ни стало понять и представить о чем пойдет речь в новом спектакле, а дальше, хоть трава не расти.

Но трава росла.

Она пробивалась тонкими иголочками сквозь влажную землю, очерчивала заборчик вокруг каменных глыб бывших по большей части древними надгробиями и осколками крестов.

Живописный вид послеполуденной освещенной солнцем полянки не омрачала даже та деталь, что на одном из этих светло-серых камней сидит ведьма. Впрочем, днем на кладбище всё не так, как ночью и потому не страшно. Да и ночью не всё идет так, как представляет себе большинство обывателей. Они бы с трудом узнали "классическую" ведьму в сидящей на камне одинокой фигуре в длинном темном плаще.

Молодая женщина, о чем-то задумавшись, машинально водила пальцем по шершавому камню. Этот жест был далек от начертания кабалистических формул и вряд ли привлек бы внимание самого дотошного инквизитора, если бы она царапала у себя дома стол, оконную раму или собственное колено. Но в данной обстановке, если бы не весеннее солнце, притупляющее бдительность, ее движение не показалось бы столь безобидным.

Незнакомку звали Марион Лантен, и хотя она сама предпочитала называться фамилией мужа, помнили почему-то именно эту. Жители Ивелины никак не желали признать в ней "мадам Шарантон" и называли этим именем, будто сошедшим с королевского указа и уличавшим в чем-то. Возможно в том, что между "л" и "а" должен стоять апостроф, отделяя Марион от простолюдинок и почти насильно загоняя в дворянство. Она этого ни от кого не требовала и вовсе не желала подтверждать эти слухи. Но ее внешность и манера держать себя невольно наводили односельчан на подобные размышления.

Марион было двадцать пять лет. Никто не знал, откуда она пришла, но в том, что — издалека, не сомневался никто. Достаточно и того, что она не была уроженкой Ивелины, чтоб счесть ее "чужой". У неё бледное печальное лицо с большими, очень выразительными глазами. Гладкие черные волосы, белая кожа. Черты лица, гибкая шея, изящная форма рук придавали ей вид аристократический, а манера говорить мало и держаться с неуловимым достоинством, приводила в отчаяние местных кумушек, любивших поболтать. Длинный черный плащ с капюшоном был вовсе не игрой в загадочность, а всего лишь трауром, но казался очень вызывающим, поскольку подчеркивал стройность ее фигуры и делал Марион еще более непохожей на остальных.

Ничего страшного, безобразного или уж неправдоподобно дьявольски красивого в ее внешности не было. Она была красива — но это же не прямая улика того, что она ведьма! Но в те времена народ так часто имел дело с ведьмами, и с молодыми, и старыми (с молодыми в основном на костре, со старыми в их домах, приходя туда в поисках помощи), что научился распознавать их с первого взгляда. Узнал бы и эту, по той простой примете, что она сидела на кладбище.

Может, она и была заметная, но сама Марион ничего вокруг не видела и не заметила, что уже не одна среди могильных камней. К ней подошла пожилая крестьянка в черном платке. Придерживая руками подол юбки, чтоб не волочилась по грязи, рослая женщина подошла к Марион и шумно вздохнула, дабы привлечь внимание и действительно желая перевести дух. Марион обернулась:

— А, это вы, матушка. — Она успокоилась, узнав свою свекровь, Анну Шарантон.

— Я тебя повсюду ищу, дочка. Как чувствовала, что ты здесь.

— Где же мне еще быть?

Крестьянка развела руками и уселась рядом:

— Оно и ладно, если здесь. Я худшего опасалась. Нигде тебя найти не могла.

— Что со мной может случиться теперь, — вздохнула Марион.

— Не скажи, дочка, теперь-то как раз — всё может. Защиты-то нет. Я со стариком, разве защита?

— Верно вы говорите, матушка, да только мне теперь всё равно.