Марион: история ведьмы

— Филологию. Да какая разница что учить. Раз денежки заплачены, бери, что дают. Так где ты всё-таки живешь?

— Сейчас направо.

Возле церкви Сен-Мартен-де-Шан им под ноги кинулся какой-то нищий. Или ворюга, кто их разберет ночью. Огюстен схватился за эфес длинной рапиры висевшей у него на боку, под плащом, но уличная тень сама шарахнулась в сторону, узнав Марион.

— Ведьма! Спаси, Господи, мою душу! — с этим криком нищий нырнул в подворотню.

Студент молча с интересом разглядывал Марион. Она с не меньшим интересом ожидала его реакции, в первый раз не сожалея о приставшем к ней прозвище.

— Куда дальше? — после паузы спросил Огюстен, кивнув на развилку трех улиц.

— Прямо.

Дальше они шли молча. Марион искоса поглядывала на своего спутника.

"Ага, испугался! — мысленно злорадствовала она. — Так тебе и надо, нахалу такому". Жантильи тоже время от времени бросал косой взгляд на бледное лицо женщины, обрамленное черным капюшоном. Марион не выдержала.

— Что, месье, испугались? — спросила она вслух, не скрывая своего превосходства. Парень безразлично пожал плечами:

— С чего бы?

— Как видите, я достаточно защищена и не нуждаюсь в особых услугах вашей шпаги, чтобы ходить по ночам одной, где мне вздумается.

— Да, вижу. Далеко еще?

— Мы пришли, — ответила Марион, останавливаясь перед аркой ведущей во внутренний двор ее дома. — Вернее, это я пришла, а вы можете отправляться своей дорогой, куда вам угодно. Благодарю за помощь, — саркастически добавила она. Огюстен так повел бровью и улыбнулся, что весь ее сарказм мигом растаял.

— Спокойной ночи, Марион Ведьма.

Он поклонился и пропал в темноте так внезапно, что Марион усомнилась, кто из них двоих большее дитя ночи. Она или он. Вздохнув, она поднялась по скрипучей деревянной лесенке к себе, на третий этаж. Рене спал, сидя за столом, уронив голову на руки. Марион осторожно, стараясь не разбудить, перенесла мальчика в постель. Он пошевелился:

— Мама. Ты уже пришла совсем?

— Да, мой дорогой, спи.

Она поцеловала его в лоб и погладила рассыпавшиеся по подушке темные кудри. Сама тоже легла и, протянув руку к столу, погасила свечу. Где-то на улице залаяла собака. Часы на колокольне Сен-Поль пробили три часа ночи. Марион почему-то вспомнилось лицо наглого студента, и она мысленно с сожалением отметила, что и этот, такой бравый парень, сбежал, как заяц, едва услышав, кто она такая. Она привыкла к неблагодарности и суеверному страху окружающих и сама не знала, чего же ей собственно жаль.

"Мне просто стыдно за него, что он оказался трусом, как все", — сказала себе Марион и твердо решила заснуть и выбросить из головы этого мальчишку. "Только какие же у него глаза?.. Светлые? Нет, кажется, карие. Не разберешь в темноте. Да ну его!"

Ее раздражало, что он вмешивается в ее мысли, мешая заснуть. А еще больше то, что она никогда уже не узнает, какие там у него были глаза: голубые, черные, серые…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4. АВГУСТ — ФЕВРАЛЬ

Они были серые, с яркими точками и лучиками. Его глаза. Марион убедилась в этом немедленно, на следующее утро. Потому что, когда она открыла окно и выглянула во двор, он стоял внизу и, задрав голову, смотрел вверх. Помахал ей рукой:

— Доброе утро, красавица. Какой номер твоей двери?

— Девятый! — сердито ответила она, с треском захлопывая окно, так что задребезжали стекла и проснулся Рене.

Сидя на кровати, он с удивлением наблюдал, как мать присев на полу, возле камина нервным движением стучит по кремню, пытаясь разжечь огонь. Наконец, после нескольких попыток ей удалось поджечь трут, а от него дрова в камине. Она почти швырнула туда чайник так, что он едва не соскочил с крючка. Вода расплескалась и зашипела, попав на пылающие дрова.

— Мама, что случилось? — удивленно воскликнул Рене, не понимая состояния матери. Тут раздался стук в дверь. Марион схватилась за голову:

— О, наказание Господне! Рене, открой.

Мальчик послушно соскользнул с кровати и босиком в одной ночной сорочке зашлепал к двери. На пороге стоял незнакомый мужчина. Не только Рене, но и Марион с интересом рассматривала его при свете дня.

— Привет, малыш, — сказал Огюстен, обращаясь к мальчику, а не к хозяйке комнаты.

— Здравствуйте, месье.

— Вижу, мама научила тебя хорошим манерам, — усмехнулся он, без церемоний швыряя шляпу на табурет и укладывая сверху плащ. — О, ты уже поставила чай, дорогая. Благодарю, — мягким голосом сказал он, томно посмотрев на Марион застывшую посреди комнаты. — Ну что ты, дорогая, вижу не рада мне?

— Прекратите ломать комедию.

— Мама, кто это?

Марион тяжело вздохнула:

— Бандит…

Откинув голову, Огюстен громко расхохотался.

— Что ж, на завтрак, по крайней мере, я могу рассчитывать. По твоей милости я мог подохнуть от холода у твоей двери этой ночью.

— С сожалением вижу, что этого не произошло, — отвечала Марион, плотнее кутаясь в вязанную шаль. Рене воспользовался случаем, чтобы одеться и теперь был готов к обязанностям защитника своей матери.

— Что вам угодно, месье? — серьезным тоном осведомился он.