Мариона. Планета счастливых женщин

Лоут переместил меня поверх своего тела и тщательно расправил мои длинные волосы по своей широкой груди.

— Песочники — дружелюбны и всегда рады гостям. Кое-кто из курсантов не вернулся с Маракха лишь потому, что захотел стать членом их общины.

— Абсурд! Гордас на это не пойдет. И разве это позволительно?

— Конечно. Знаешь, Соня, ведь Маракх — это проверка не только на крепость мышц и быстроту разума, но еще и на верность. Ровно на середине пути, по истечению двухсот дней мальчиков спросят — хотят ли они остаться с миролюбивым народом степи, под защитой гор или попытаются продолжить маршрут и на себе испытать тяготы второго и третьего пика Короны — холод, боль, одиночество. Кто-то остается с песочным народом и получает жену, собаку и сокола для охоты. Заманчивая перспектива по сравнению с неизвестностью следующих двухсот дней в горах?

— Ты сказал «получает жену»?

— Песочники вырождаются, для здорового потомства нужны новые люди. Если Гордас решит стать одним из них — у него будет жилище и молодая женщина у очага.

Я растеряно провела рукой по вспотевшему лбу. Вот это поворот. Лоут смотрел на меня с еле заметной улыбкой.

— А что бы ты предпочла для него? Жизнь среди мирного и трудолюбивого маленького народа или двести дней сквозь лед и метели. Я выбрал второе. Я хотел вернуться домой и обнять мать. И я вернулся. Отец не пустил меня на порог. Мать помахала мне из окна, и с тех пор мы лишь пару раз виделись тайком. Таковы правила. Мужчина, прошедший Маракх оборвал корни и принадлежит только Марионе. Он воин, он посвященный, он — одиночка, хотя ему и позволено свить свое гнездо.

— Ведь ты иначе поступишь с Гордасом? Ты позволишь ему меня обнять, когда он приедет?

Я даже не предполагала отрицательного ответа. Это был шутливый вопрос — утверждение. Но Лоут снова занялся поцелуями, сквозь которые я едва смогла разобрать ответ:

— Конечно, ты его увидишь. Но уже глазами жены его отца. Мужчине, прошедшему Маракх не нужна мия. Я это уже говорил, но могу повторить — привыкай к мысли, что Гордас тебе не принадлежит. Ты моя, Соня. Только моя.

Да… возможно, придется позволить вам видеться иногда. Рик рассчитает сроки, когда ты будешь наиболее склонна к зачатию. Ты же хочешь иметь ребенка? Других вариантов, к сожалению, нет. Я выращу ваше дитя, как свое собственное — в нем будет течь и моя кровь.

Я рванулась из его рук и, усевшись на пятки, выкрикнула:

— А если родится сын? Ему тоже уготована эта проклятая проверка?

— Может, у нас появится девочка, — примирительно заявил Шалок. — Зачем понапрасну думать о будущем, которое нельзя изменить?

— Ах, нельзя, да? — возмущению моему не было предела. — Какой же ты после этого бог, если не можешь помочь даже собственным детям?

— Соня, успокойся. Я простой человек. А людьми правят законы.

— Кто же их создает — эти ваши законы? Может, хватит сваливать все на небожителей, а пора начать самим что-то менять.

— Бунтарка! — с нескрываемым восхищением выдохнул Лоут. — Так ты до рассвета не заснешь.

— Лоут, ты чудовище! — прошептала я, ладонями обнимая его лицо. — Ужасное и несчастное существо одновременно. Клубок противоречий и бездна отчаяния.

— Я всего лишь человек, Соня… Такой же как ты…

Глава 46. В становище у подножья гор

Маракх

…Мне снилось кладбище Богов. Кресты, пентакли, пентаграммы, сосцы волчицы, лязг оков, и соль разрушенного Храма, и воздух, пряный и морской. Я шел один. Навстречу мне струились призрачные лица: они просили помолиться, прося о хлебе и вине, тянулись призраки ко мне…

И шел слепой я по песку, потом вода меня держала, змея, свое глотая жало, прильнула ласково к виску, и чешуей касалась скул. Четвертый день живу без сна, и ночь безжалостно подходит… Отец… не надо… не сегодня… звезды блестящая блесна уже у рта… и древний час…

Отец, почто оставил… нас? (с)

Гордасу казалось, что он умер и ничего плохого с ним случиться уже не может. Правда, зачем-то при сознании еще оставалось тело — легкое, иссушенное пустыней, оно внезапно стало надоедать, как изрядно поношенная одежда. Порой Гордасу хотелось избавиться от своей плоти, стянуть ее с себя, как змеи сбрасываю старую кожу, словно негодный чулок.

И вот тогда-то возможно начнется настоящая полноценная жизнь, лишенная всех тягот физического телесного существования, прервется череда бесконечных примитивных процессов вроде круговорота крови, разносящего по клеткам питательные частицы и кислород, остановится обмен веществ — разрушение отживших структур и рост новых.