Мариона. Планета счастливых женщин

Лежа на холодном песке лицом к безразличному куполу иссиня-черного неба, Гордас отчетливо слышал, как безропотно работает веками отлаженный механизм его сердца, но дух мужчины в это время свободно парил между льдом и пламенем Короны. Что еще удерживает его на этой бесплодной, чужой земле?

Долг… память… амбиции… Какая мелочная суета для того, кто постиг хрустальную музыку звезд, кто греется у небесных костров и способен покинуть пределы родной планеты, чтобы раствориться во Вселенной, но не исчезнуть совсем, а стать посланником в другие, еще неизведанные миры.

Может, здесь осталось незавершенным какое-то важное дело? Гордас силился вспомнить свою прежнюю жизнь, и она казалось ему набором детских картинок. С самой юности под руководством отца шла изнурительная подготовка к чему-то торжественно-страшному и манящему. Посвящение на Маракхе. Проверка на пригодность службе в рядах армии Марионы. Какой абсурд…

Люди на побережье суетятся как муравьи под этой бездонной, опрокинутой чашей и вся-то их жизнь состоит из крохотных однообразных радостей и печалей. Люди стареют и умирают, сменяя поколение за поколением, и над каждой судьбой висит неумолимая случайность — прихоть Марионы.

В таком случае, что есть самого ценного в таком пустом бессмысленном существовании, на что опереться, вокруг чего строить свою маленькую жизнь, будучи запертым внутри своего уникального биоскафандра, именуемого человеческим телом… Верность, дружба, любовь… Вечная загадка и вечный выбор…

Гордас слабо застонал, чтобы наконец согнать крупную ящерицу довольно мерзкого вида, усевшуюся прямо на живот курсанта. Поймать юркую тварь даже не стоило пытаться. Мужчина так долго находился без движения, что на тепло его тела вышли еще несколько обитателей пустыни — таких же проворных и безобразных в своих шипастых кольчугах. Похоже, на сей раз их вызвало на поверхность предчувствие перемены погоды, а не поиск еды.

Гроза… Неужели это правда раскаты грома, а не слуховые галлюцинации? Отец же не мог солгать… Уже через недолгое время томительного ожидания Гордас жадно пил воду, щедро льющуюся из разорванных в клочья серых небес, стягивал одежду, чтобы напитать влагой все тело, возродиться заново.

Жить… даже в одиночестве на краю света… Жить, чувствуя как дышат расправленные легкие от обилия свежего воздуха, как двигаются припухшие суставы рук, смывая с груди песчаную корку…

Пока есть силы двигаться дальше — он будет жить так же как эта пустыня, еще день назад казавшаяся песчаным кладбищем. Все изменялось буквально на глазах — сморщенные колючие кусты наливались соками и расцветали, растрескавшаяся земля покрывалась сеточкой зеленой травы, среди которой пламенели бутоны маков.

Чем дальше к северу брел Гордас, тем все причудливее изменялся пейзаж, напоминая естественную природную оранжерею. Мужчина даже не знал названий встреченных растений, одни цветы были похожи на лилии, другие кустарнички напоминали приморскую вербену. Еще вокруг куртинками росли низкорослые ирисы и тюльпаны. А вон там на холме притаились малютки примулы, словно высаженные заботливой рукой человека. Откуда-то появились птицы и насекомые — окрестные луга зашуршали, затрещали и засвистели нестройным оркестром.

Все больше угнетал голод, и даже молодая сочная трава приносила мало насыщения, напротив, лишь дразня аппетит. Гордас хищно оглядывался вокруг, неутомимо рыскал в зарослях остролистных толстянок и кактусов. Однажды ему повезло спугнуть парочку кроликов. Самого мелкого он даже сумел поймать, у самой земли накрыв своим телом в прыжке. Вечерняя трапеза показалась курсанту едва ли не лучшей за всю предыдущую жизнь.

Теплая кровь бальзам текла в горло, сырое мясо даже не хотелось долго жевать… И что с того, что спустя полчаса от мучительных спазмов желудка все съеденное оказалось вновь на бурой глинистой почве. Можно продержаться еще несколько дней, тем более, что песчаные барханы остались позади, и теперь перед Гордасом расстилались цветущие степи предгорий. Хорошо идти вперед, имея четкие ориентиры.

В середине пятого дня оголодавший Шалок заметил в зарослях высокой травы несколько грибов, подобные уже встречались курсанту и вроде бы не таили яда. Опустившись на колени, Гордас тщательно обыскал дерновину и собрал весь нехитрый урожай шампиньонов. Настоящее лакомство… почти так же вкусно и питательно, как вчерашние личинки, чудом попавшиеся на глаза, белесыми бугорками облепившие ствол рыхлого увядающего кактуса.

И вдруг Гордас заметил корзину. Настоящую корзину из потемневшей от времени лозы. В ней были птичьи яйца. Всего-то пять мелких крапчатых яиц. Курсант затаился в траве с пушистыми кисточками и какое-то время просто выжидал, но как же хотелось разнообразить свой скудный рацион новым блюдом! Шалок протянул руку и, вынув из пуховой подстилки первое яйцо, тут же разбил его себе в запрокинутый рот, а потом потянулся за остальными.

Его остановил холод клинка, прижатого к шейной артерии. И мелодичный женский голос, с забавным акцентом говоривший на знакомом языке.

— Это не твое. Положи обратно.