Марионетка

Вскоре в клубе осталась только половина его посетителей. Дымовая завеса редела, а видимость, естественно, улучшалась. Я оглянулся по сторонам, но не заметил ничего интересного. В зале все еще суетились официанты. Я заказал виски. Думаю, что тщательный химический анализ едва ли обнаружил бы в нем алкоголь. Какой-то старикашка, похожий на жреца, отправляющего священный ритуал, медленными, привычными движениями протирал тряпкой танцплощадку. Оркестр молчал, и оркестранты, на мой взгляд, начисто лишенные слуха, с удовольствием поглощали пиво, пожертвованное им каким-то, скорее всего, глухим клиентом. И тут я увидел ту, ради которой пришел сюда, и у меня появилось ощущение, что встреча эта будет слишком мимолетной.

Астрид Лемэй стояла у двери, ведущей во внутренние помещения, и какая-то девушка что-то шептала ей на ухо. Лица их были напряженными, движения торопливыми. Видимо, разговор был достаточно важным. Астрид несколько раз кивнула, почти бегом пересекла зал и выскочила через главный вход на улицу. Я устремился за ней и почти догнал ее, когда она свернула на Рембрандтсплейн. Вскоре девушка остановилась.

Я тоже остановился, проследил за направлением ее взгляда и прислушался к звукам, к которым прислушивалась она.

Перед летним кафе, расположенным под навесом, стояла шарманка. Даже теперь, почти ночью, в кафе было полно народа. Шарманка была точной копией той, которая стояла перед моим отелем: такая же яркая раскраска, такой же балдахин из старых пляжных зонтиков и те же одетые в национальные костюмы

марионетки, танцующие на резиновых шнурках. Только звук этой шарманки и ее пестрая раскраска значительно уступали той, которая стояла перед отелем «Эксельсиор». Шарманщик был тоже глубоким стариком и отличался от моего знакомого длинной всклокоченной седой бородой. По-видимому, старик ни разу не мыл и не расчесывал ее с той самой поры, как перестал бриться. На голове у него была шляпа, и одет он был в английскую армейскую шинель, доходящую до щиколоток. Среди лающих звуков, стонов и хрипов, издаваемых шарманкой, мне померещились обрывки мелодий из «Богемы», хотя Пуччини никогда не заставил бы умирающую Мими страдать так, как она страдала теперь. Публика состояла из одного человека, но зато он был очень внимательным слушателем. Я узналего: это был один из той группы юнцов, которую я видел перед своим отелем. Одежда его была потрепанной, но опрятной. Вьющиеся черные волосы падали на худые плечи. Под пиджаком выступали острые лопатки, и хотя я стоял в 20 шагах от него, но отчетливо видел в профиль его лицо: скулы, словно у трупа, были обтянуты кожей, напоминающей цветом старый пергамент. Юноша стоял, прислонясь к шарманке, но отнюдь не из сострадания к Мими — без подпорки он просто упал бы. Парень явно был серьезно болен. Малейшее неосторожное движение, и он рухнул бы на землю. Тело его сотрясали неудержимые конвульсии, из горла вырывался то ли плач, то ли стон. Старик, явно понимая, что клиент явно не выгодный, укоризненно причмокивал языком и беспомощно размахивал руками, напоминая курицу-несушку. Старик то и дело оглядывался, словно кого-то или чего-то боялся.

Астрид, не подозревая, что я следую за ней по пятам, подбежала к шарманщику и, словно прося прощения, улыбнулась ему. Обхватив юношу за талию, она оттащила его от шарманки. На какую-то секунду юноша выпрямился, и я заметил, что он высокого роста: дюймов на шесть выше девушки. Высокий рост лишь подчеркивал его ужасную худобу. Глаза были неподвижными и остекленевшими, а лицо как у человека', умирающего от голода. Неестественно запавшие щеки создавали впечатление, что у пего выпали все зубы.

Астрид наполовину вела, наполовину тащила его на себе. Но хотя он весил не больше, чем она, а может,

19-666

даже и меньше, его неуправляемые движения едва не сбивали ее с ног.

Я молча подошел, обхватил юношу рукой (при этом у меня появилось ощущение, что я обнимаю скелет) и освободил Астрид от его веса. Девушка со страхом посмотрела на меня. Вероятно, моя темная кожа не внушала ей доверия.

— Уйдите, прошу вас!—умоляюще сказала она.— Я сама...

— Одной вам не справиться, мисс Лемэй! Он серьезно болен.

Она уставилась на меня.

— Мистер Шерман!?

— Да. Все это мне не нравится. Часа полтора назад вы утверждали, что никогда не видели меня и не знаете моего имени, а теперь, когда я превратил себя в негра и стал гораздо привлекательнее... Господи!

Резиновые ноги Джорджа внезапно превратились в желе, и он стал выскальзывать из моих рук. Я понял, что, вальсируя подобным образом по Рембрандтсплейн, мы далеко не уйдем. Я стал наклоняться, чтобы поднять парня и перебросить его через плечо, но Астрид в ужасе схватила меня за рукав.

— Нет! Не делайте этого! Не надо! Прошу вас!

— Но почему? — резонно спросил я.— Ведь так легче всего...

— Нет. Если нас увидят полицейские, они заберут его.

Я выпрямился, снова обхватил Джорджа руками и попытался удержать его в вертикальном положении.

— Преследуемый и преследователь,— проговорил я.— Вы и Ван Гельдер.

— Что?

— Ваш брат Джордж...